Молотов. Полудержавный властелин - [243]

Полина Семеновна была в Америке и привезла оттуда красивые игрушки и елочные украшения. Два новогодних шара Соня хранит и по сей день. «Кстати, — говорит она, — традиция новогодней елки после Ленина была утрачена, и возродил ее Молотов — зачем лишать детей такой радости?

Мы со Светланой любили забираться в пальто Вячеслава Михайловича, висевшее в прихожей. Сам он дома бывал мало, но и дома все время работал.

Однажды мы со Светланой играли в поезд: надели кондукторские шапочки, бегали с компостерами, звонили… В это время из своего кабинета выбежал Вячеслав Михайлович с подушкой под мышкой и подсвечником в руке: «Подождите, главного пассажира забыли!» Видимо, так он себе представлял опаздывающего пассажира…

Запомнилось, как он учил нас выговаривать: «Кшепсесульский и Пшексесульский».

Часто видела Сталина. Запомнила огромную седую шевелюру Орджоникидзе.

22 июня 1941 года застало нас в Крыму. Рано утром Вячеслав Михайлович позвонил из Москвы Полине Семеновне, чтоб мы срочно выезжали в Москву. Полина Семеновна спокойно собралась, собрали нас. Она вызвала парикмахершу, в двенадцать часов ей делали маникюр, и она слушала выступление Вячеслава Михайловича по радио.

Когда ехали на поезде в Москву, поразило обилие военной техники в Крыму и то, что окна уже были крест-накрест заклеены. Эвакуировались в Вятку, к родственникам Вячеслава Михайловича. Потом Полине Семеновне посоветовали поехать в Куйбышев. В 1942 году вернулись в Москву».

26.08.1979

В светелке

— Чаковский пишет в «Блокаде», что вы никогда не курили и терпеть не могли… Зная, что вы не курите, Риббентроп предложил вам сигару.

— Я его не могу защищать. Я всегда курил, только не затягивался. Но много никогда не курил.

— А Юлиан Семенов наоборот пишет, что Молотов был заядлым курильщиком.

— Распространяется такая вещь. Это получилось вот почему. Поскольку я плохо владею иностранными языками, то все переговоры я вел через переводчика, а пока переведут, нечего делать, курил. Создавалось такое впечатление. И на фотографии я с папиросой. Сейчас я полностью прекратил курить, а в последние годы, когда занимался, две-три штуки курил. Напряжение снимало.

В молодости я курил, но никогда не был настоящим курильщиком.

Я человек девятнадцатого века. Уже чувствую возраст. Вот пару лет последних стал чувствовать. (После восьмидесяти четырех лет. — Ф. Ч.) Занимался раньше спортом, когда можно было. В отпуску плавал в море обязательно, в Черном море, когда было время. По воскресеньям зимой на лыжах ходил на даче. Но в воскресенье мы тоже работали. Как-то Сталин звонит, спрашивает у Полины Семеновны, где я. Она отвечает: «Работает». А он говорит: «А я думал, он у вас в карты играет по воскресеньям! Сознайся!»

08.03.1975, 12.05.1976, 10.04.1979

В 13.20 я поднялся с ним наверх, в светелку. Он сел за стол, рядом с конторкой, развернул «Правду». Я обратил внимание на фотографию, которой раньше не было. Рядом с портретиком Ленина, слева, висит снимок: Ворошилов, Каганович, Калинин, Орджоникидзе, Молотов. Все куда-то идут. Сталин веселый, что-то говорит Ворошилову:

— Это, Наверное, конец двадцатых годов, — говорит Молотов. — Я так думаю, но точно не знаю. Эта тоже понравилась, повесил. Как раз такая группа, которая работала как основная группа. Микояна нет, но это неплохо, что нет. А эти люди незапачканные. Незапачканные.

…Справа от Ленина кнопками приколота фотография — Сталин и Молотов с женами. Примерно того же периода. А верней, начало тридцатых годов.

— Это мы в Сочах снимались, — говорит Молотов. Смотрю на деревянную конторку рядом со столом.

— Я пишу то стоя, то сидя, — говорит Молотов. — Меняю позу.

…В этой светелке он работает с 1966 года. Небольшая комната с одним окном. На столе — варианты рукописи в картонных папках. У стены на маленьком столике — книги и журналы. Чехов, «Буранный полустанок» Айтматова, «Новый мир», «Развитой социализм» — это то, что сверху, а под каждой из этих книг — стопка в пять — семь штук, наверное. На стене — большая политическая карта мира под целлофановой пленкой. Против окна, у стены, кровать, застланная одеялом с белым пододеяльником без покрывала. Шкаф. Два стула. Все.

Сегодня 1 Мая. Стали подходить гости.

— О чем вы там так тихо говорите? — спрашивает Молотов. Он стал хуже слышать.

— На Колыме говорят: «Золота плохого не бывает. Есть хорошее и очень хорошее. Как коньяк».

— Коньяк бывает теплый, бывает холодный, — говорит Молотов.

Я стал показывать опыты с биополем, двумя пальцами отрывая гостей от стула и поднимая их. Заговорили о Джуне. Молотов очень заинтересовался:

— Так об этом надо говорить и писать! — И рассказал, что в тридцатые годы у них был врач, болгарин, Казаков, который тоже лечил непонятными методами, но у него не всегда получалось. Однако он вылечил от язв секретаршу Ленина и старого большевика Гусева.

01.05.1981

«И ничего лишнего»

— Федор Абрамов умер, — говорю я. — Я, когда узнал, вспомнил ваш разговор с ним о коммунизме.

— Жалко его, — говорит Молотов. — Он, когда был у меня — раза два он у меня был, — я пошел наверх, туда, и он пошел, ну, я слежу, он посмотрел на стены, там у меня фотографии кой-какие есть — со Сталиным старые члены Политбюро Орджоникидзе, Каганович, Калинин, Ворошилов, я и Сталин. Посмотрел, посмотрел по стенам: «Ничего лишнего». Что он имел в виду?