Молот ведьм - [11]

— У меня уже ничего не болит, — быстро сказал он. — Кровь у меня не идёт.

— А болело?

Он закусил губы.

— У тебя появлялись раны, так ведь? — Я взял его за руку. — Здесь. — Я дотронулся до его запястья. — И похожие на ногах. Разве не так?

Он едва заметно кивнул.

— У тебя шла кровь со лба?

Он снова подтвердил.

— Священник говорил, что возможно я святой ребёнок, — сказал он тихонько.

Я возмутился в душе. Городской пробощ видимо на самом деле ощущал огромную нехватку средств в своей парафии, раз ввязался в такую опасную игру. Поймите меня правильно: я верю в чудеса, поскольку не раз был им свидетелем. Я также верю, что Бог в силах сотворить, что только возжелает. Но каждое откровение, каждое пророчество, каждое чудо необходимо тщательно проверять. Поскольку в ином случае они могут стать оружием в руках врага.

— И он показывал твои раны на мессах, правда?

— Я этого не хотел. — Я увидел, что его глаза заблестели от слёз, а голос начинает срываться. — У меня всё болело, а священник велел…

— Тебя никто не обвиняет, дитя, — прервал я его. — Помни, я здесь не для того, чтобы тебя наказывать или журить. Сам епископ послал меня, чтобы увидеть, не нужна ли тебе помощь.

— Сам епископ, — повторил он.

Я заметил, что у него спёкшиеся губы, поэтому подал ему кружку воды и смотрел, как он пьёт. Когда закончил, я поставил посуду обратно на столик. Я увидел, что мальчик уже не отодвигается к стене. Сел несколько свободнее, а в ладони сжимал игрушечную лошадку.

— Где у тебя больше всего болело? — спросил я.

— В боку, — ответил он, и я вдруг увидел, как его глаза расширяются от страха. — Они сказали, чтобы я об этом никому не говорил, — закончил он с плачем.

Я положил ему на плечо руку.

— Тш-шшш, — шепнул я. — Уже нечего бояться. Чтобы я тебе помог, ты должен мне обо всём рассказать. Значит, у тебя также была рана на боку?

Он покивал, а я омрачился. Я правильно чуял во всём этом мерзость, но не мог понять, как пробощ и инквизиторы могли оказаться такими глупыми, чтобы попытаться скрыть дело? Или мать их умолила? Подкупила? Просто не хотели проблем, следствия и расследования? Ибо дело несомненно должно стать объектом расследования. Почему? Но ведь это очевидно, любезные мои! Нашему Господу возложили Терновый Венец — это первая стигма. Ему пробили гвоздями запястья рук — это вторая стигма. Ему пробили ноги — это третья стигма. Но когда спустя часы мучений солдат замахнулся копьём, чтобы оборвать Его жизнь, именно тогда наш Господь сошёл с Креста и в славе понёс врагам веры железо и огонь. Значит ни у кого не может быть четвёртоё стигмы, поскольку бок Иисуса никогда не пробивало остриё копья!

Да, я раньше слышал о таких делах, об этих богохульных, демонических стигматах. Я слышал о еретиках, утверждающих, что Иисус Христос умер на Кресте. Что ж, людское безумие и злая воля не имеют себе равных. Разве мало у нас исторических свидетельств? Записей самих Апостолов? Разве кто-нибудь в здравом уме сомневался в могуществе Иисуса? Только люди, одержимые дьяволом, могли поверить, что наш Бог униженный и отчаявшийся умер на Кресте, приговорённый никчемными негодяями! В конце концов, не без причины, любезные мои, самым святым символом нашей веры является сломанный крест, означающий триумф духа над материей и триумф добродетели над низостью. Конечно, мы чтим также знак обычного креста, дабы выказать преклонение перед нашим Господом, который добровольно выдал себя на муки.

И сейчас было уже не важно, были у ребёнка истинные или еретические стигматы, либо же всего лишь болезнь кожи или крови. Ключевым был один единственный факт: инквизитор Витус Майо не потрудился составить рапорт обо всём произошедшем, возбудить следствие и сообщить епископу. Почему поступил именно так? Что ж, у него будет много времени, чтобы объяснить это нам.

— Не тревожься, Карл, — сказал я. — Всё уже хорошо. Ты и твоя мама поедете с нами в Хез-хезрон, и о тебе позаботятся лекари епископа. Увидишь большой город и дворцы… — улыбнулся я.

Я задумался, какой будет судьба мальчика и матери. Что ж, ими займутся теологи, экзорцисты и лекари. В худшем случае, придёт время инквизиторов. Возможно Хельге и Карлу удастся пережить гостеприимство епископа, но я не питал насчёт этого особых надежд. Если на теле мальчика действительно появлялись богохульные стигматы (это означало, что в него вселился демон), то в лучшем случае его до конца жизни запрут в монастыре. Я на минуту задумался о мощи Зла, которое осмеливается проникать даже в тела невинных детей. Я также задумался над превратностями судьбы, что заставили Верму Риксдорф заплатить за то, чтобы принести несчастье в дом своей сестры и племянника. Я задумался над этим очень крепко.

— А теперь поспи, — сказал я и погладил мальчика по голове.

***

Когда я спустился, у кухонного стола сидели только Витус и Ноэль, а вдова Возниц кружила беспокойно у окна. Увидела меня и замерла.

— Всё хорошо, — сказал я успокаивающе. — Идите к ребёнку.

Она почти вбежала по лестнице, а я подошёл и опёр ладони о поверхность стола.

— Витус Майо и Ноэль Помгард, задерживаю вас в распоряжение Святой Службы, — произнёс я. — Вы обвиняетесь в сокрытии доказательств и фальсификации служебных протоколов. Отправитесь со мной к Его Преосвященству епископу Хез-хезрона, дабы там представить соответствующие объяснения перед полномочной комиссией Инквизиции.