Молот ведьм - [2]
— Не слышно?
Луиджи покачал головой.
Экономка, обернувшись по сторонам, осторожно приблизилась.
— А ты молодого господина хорошо знаешь? — тихо спросила Доната. — Какой он? А то мессир Гвидо его иначе, чем негодяем, не называл. Точно ль так?
Было заметно, что экономка не очень-то доверяет суждениям своего господина: слишком большой скепсис проступал в тоне старухи.
Луиджи в ответ только пожал плечами. Племянника графа сам он видел лишь однажды, лет семь назад, и почти не запомнил. От него в доме остались какие-то толстые словари и рукописи на непонятных языках, до сих пор пылящиеся на верхних полках графской библиотеки. Говорили, молодой господин вроде книги древние разбирать обучен. Причины же распри мессира Гвидо с племянником Луиджи знал, тут уж, что и говорить, учудил старый мессир Гонтрано. Если бы не завещание деда…
Луиджи замер. Во дворе послышался стук копыт, ещё мгновение — и при новой вспышке молнии он разглядел в окне всадника. Да неужто приехал?
Камердинер кинулся к двери, торопливо отодвигая засовы, чуть замешкался с замком и распахнул дверь как раз в ту минуту, когда Винченцо Джустиниани оказался на пороге.
Он вошёл, стряхивая на мрамор пола мелкие градины с плеч и оправляя влажные волосы. Доната, засветив пригашенную лампу, осторожно отступила в тень.
Луиджи поспешно закрыл дверь, обернулся и теперь разглядел вошедшего: бледное суровое лицо, очень широкие плечи, насквозь промокший плащ, под ним совсем простая рабочая одежда — тёмные штаны и холщовая рубашка.
Винченцо тем временем скинул плащ, стряхнул его на пол, протянул его Луиджи и бесстрастно спросил:
— Что случилось? Зачем его сиятельство посылал за мной?
— Неделю назад у господина был удар, — взволнованно заговорил Молинари. — Доктор сказал, это конец. Вас просто долго разыскать не могли, и в Вермичино посылали, и в Трастевере искали. Каждый час он спрашивает вас, очень ждёт. Пойдёмте скорей, не ровен час…
Прибывший внимательно взглянул на Луиджи. На лице его не проступило ни удивления, ни испуга, он лишь на мгновение прикрыл глаза, потом молча кивнул и пошёл к лестнице. Дом он знал — здесь вырос.
Доната с лампой прошла следом, шепнув Молинари, что молодой господин — просто красавец. Взглянув сбоку, Луиджи заметил твёрдый, как на медали, профиль и жёсткие линии рта, чуть пожал плечами и подумал, что в сравнении с юными годами племянник мессира Гвидо сильно изменился: при случайной встрече он его просто не узнал бы.
Через минуту оба вошли в спальню, и первое, что бросилось им в глаза, были две зелёные точки на каминной доске. Экономка повернула фитиль керосиновой лампы, и в её тусклом свете стал различим большой, злобно ощерившийся чёрный кот с рысьими кисточками на ушах, издававший глухое шипение.
Доната осторожно обошла кровать, пугливо оглянувшись на кота, и поставила лампу за пологом: свет раздражал графа.
Больной, едва заметив приехавшего, захрипел, судорожным жестом полупарализованной руки потребовал от Донаты отодвинуть полог, потом впился воспалённым взглядом в племянника.
Тот подошёл к недужному и сел на постель.
— Винченцо, ты… — граф едва выговаривал слова, они вылетали из горла со свистом. Сорокадевятилетний, он выглядел сейчас почти на семьдесят. — Я виноват. Гнев ослепил меня, но я… — Умирающий умолк, тяжело сглотнув, потом продолжил. — Но она… Джованна. Она моя крестница, дочь Габриеля. Не оставь её. Женись на ней, будь ей опорой, она так молода, береги её, я не успел… — умирающий снова забил по постели рукой, на губах его выступила кровь, — дай мне слово…прости… не помни зла.
Винченцо кивнул.
— Я позабочусь о ней, — тон его был бесцветен и, казалось, совершенно безучастен.
— Клянись Господом и Пресвятой Девой дель Розарио.
— Я позабочусь о ней, — невозмутимо повторил Винченцо с лёгким нажимом.
— Поклянись.
Молодой Джустиниани глубоко вздохнул, сдержанно кивнул и, встретившись с графом глазами, медленно, словно через силу, выговорил:
— Клянусь.
Разговор совсем истощил больного: лицо его побледнело, он хватал ртом воздух, кровь пузырилась на губах, но при этом умирающий, обессилевший и мертвенно бледный, невесть зачем судорожно протягивал трепещущую ладонь к руке племянника, пытаясь подняться и опереться локтем о постель, однако то и дело соскальзывал на подушку.
— Дай… дай мне руку… возьми… — с непонятным упорством снова и снова тянул он бледную длань к Винченцо.
Тот взял сухую дрожащую ладонь больного, ощутив её предсмертный трепет.
— Возьми…
Тут движение губ прервалось, лицо умирающего перекосилось, нижняя челюсть вытянулась вперёд, рука слабо стиснула руку племянника, тут же разжалась и чуть сдвинулась, цепляя ногтями одеяло. Из горла вырвались ещё несколько судорожных, прерывистых вздохов, напоминавший птичий клёкот, и всё стихло.
Доната кинулась было к больному, зовя доктора, но тут же поняла, что звать нужно уже не врача, а священника.
Винченцо встал, несколько минут стоял, не шевелясь. Таинство смерти заворожило его. Где сейчас этот человек, ставший уже духом? Витает где-то здесь, рядом, или уже унёсся в потусторонние обители смерти? Как пройдена им та граница, что таинственно отделяет бытие от небытия?
Как примирить свободу человека и волю Божью? Свобода человека есть безмерная ответственность каждого за свои деяния, воля же Господня судит людские деяния, совершенные без принуждения. Но что определяет человеческие деяния? Автор пытается разобраться в этом и в итоге… В небольшой привилегированный университет на побережье Франции прибывают тринадцать студентов — юношей и девушек. Но это не обычные люди, а выродки, представители чёрных родов, которые и не подозревают, что с их помощью ангелу смерти Эфронимусу и архангелу Рафаилу предстоит решить давний спор.
Сколь мало мы видим и сколь мало способны понять, особенно, когда смотрим на мир чистыми глазами, сколь многое обольщает и ослепляет нас… Чарльз Донован наблюдателен и умён — но почему он, имеющий проницательный взгляд художника, ничего не видит?
Кто не желает стать избранником судьбы? Кто не хочет быть удостоенным сверхъестественных даров? Кто не мечтает о неуязвимости, успехе у женщин, феноменальной удачливости в игре? Кто не жаждет прослыть не таким как все, избранным, читать чужие мысли и обрести философский камень? Но иронией судьбы все это достается тому, кто не хочет этого, ибо, в отличие от многих, знает, кому и чем за это придется заплатить.
Действие романа происходит в Париже в 1750 году. На кладбище Невинных обнаружен обезображенный труп светской красавицы. Вскоре выясняется, что следы убийцы ведут в модный парижский салон маркизы де Граммон, но догадывающийся об этом аббат Жоэль де Сен-Северен недоумевает: слишком много в салоне людей, которых просто нельзя заподозрить, те же, кто вызывает подозрение своей явной греховностью, очевидно невиновны… Но детективная составляющая — вовсе не главное в романе. Аббат Жоэль прозревает причины совершающихся кощунственных мерзостей в новом искаженном мышлении людей, в причудах «вольтерьянствующего» разума…
Автор предупреждает — роман мало подходит для женского восприятия. Это — бедлам эротомании, дьявольские шабаши пресыщенных блудников и сатанинские мессы полупомешанных ведьм, — и все это становится поприщем доминиканского монаха Джеронимо Империали, который еще в монастыре отобран для работы в инквизиции, куда попадал один из сорока братий. Его учителя отмечают в нем талант следователя и незаурядный ум, при этом он наделен ещё и удивительной красотой, даром искусительным и опасным… для самого монаха.
Это викторианский роман о любви, ошибках и заблуждениях, подлостях и истинном благородстве…
Продолжение цикла «Хроники Обетованного». Всевластие Хаоса больше не грозит Обетованному, и тёмные времена закончились… Закончились ли? Великая война продолжается. Королевство Ти’арг, захваченное северными воинами, готово сражаться за свою свободу. Драконы, кентавры и боуги с таинственных западных земель не собираются подчиняться людям… А Уна Тоури, дочь Повелителя Хаоса, не собирается подчиняться судьбе. Но, чтобы выжить в настоящем, ей предстоит погрузиться в прошлое. Что же скрывают осиновые прутья замка Кинбралан? ПРИМЕЧАНИЕ: прямое продолжение трилогии об Альене Тоури.
Продолжение цикла «Хроники Обетованного», заключительная часть трилогии о Повелителе Хаоса — Альене Тоури.
Продолжение цикла «Хроники Обетованного». Сколько выпало карт и сошлось путей до того, как родился Меидир-прорицатель?… Обречённые на гибель королевства — и хаос, ненароком впущенный в мир. Остаётся надеяться лишь на извечную магию зеркал, но в такую эпоху лжёт даже собственное отражение… Первая часть трилогии об Альене Тоури, события происходят за несколько веков до описанных в «Прорицателе».
Про ведьм знают все. Про них рассказывают страшилки своим маленьким детям, ими пугают взрослых. Но не всё, что говорят древние легенды, — правда. Не верите — смотрите сами… Я — потомственная ведьма уже в седьмом поколении. В народе таких, как я, называют просто — метла. И всё потому, что у нас нет магических дипломов, дети вырастают в семьях, где нет отца, да и на одном месте ужиться нам очень сложно, ведь характер-то не спрячешь. И вот решила я изменить существующее положение вещей. Не хочу быть всю жизнь одна и мотаться по белу свету, а потому — объявляется охота на мужа… На этот раз обложку предложил автор.
Два гордых королевства стоят на противоположных берегах моря, и в истории их взаимоотношений – только кровь. Как лучшая подруга и фрейлина принцессы, Бранвен руководствуется двумя принципами: преданностью Родине и ненавистью к врагам, убившим ее родителей. Но когда она неосознанно спасает жизнь своему врагу, он пробуждает ее древнюю исцеляющую магию и вынуждает ее сердце открыться. Бранвен начинает мечтать о мире, но принцессу, которой она служит, не так легко убедить. Борьба за то, что она считает правильным, даже когда ее силы выходят из-под контроля, настроит Бранвен против ее ближайшего доверенного лица и единственного человека, которого она когда-либо любила. Вдохновленная печальной повестью о Тристане и Изольде, это история истинной героини легенды: Бранвен.