Молоко волчицы - [66]

Шрифт
Интервал

Они обменялись адресами — князь и смерд, ибо уже свершилась Февральская демократическая революция. Александр долго вспоминал умного собеседника, втайне преклоняясь перед ним, аристократом, знающим пять языков.

Александр ходил в мягкой бекеше на заячьем меху, на голове шляпа пароль высокоученого человека. Он был трусоват, внутренне ленив — оттого вечный студент, довольствовался малым, но не по-спартански, а по-заячьи. Вернувшись в станицу, заведовал народным образованием, жил на квартире у бывшей директрисы женской гимназии, с которой сошелся без романа, она была вдвое старше его. Выстрелы пугали его еще тогда, когда товарищи Антона всаживали пули в потолок хаты из револьверов. Его идеал не воин, а тихий профессор из тех, что оставляют на мостовой калоши, входя в трамвай, — так заняты они своей наукой. И в идеальном обществе эти профессора станут и пахарями и будут знать два удовольствия — труд и еду, не терзаясь сомнениями, любовью, ненавистью. Такой человек должен был жить долго, как дерево, как черепаха, а проблема долголетия уже поселилась в податливом мозгу Александра.

При словах Александра Михей откровенно зевал, Денис старался быть терпимым и слушал ученого садовода, а брат его Антон становился мрачен, что настораживало Настю. Антон не ладил с Быковым, скрепя сердце принял создание ревтрибуналов — безапелляционных и, стало быть, н е п о г р е ш и м ы х судов. Фронты отодвигались все дальше — и падала власть военного коменданта.

Вскоре гражданская война приблизилась к станице — белые дерзко налетали из лесов и балок, красные эскадроны все чаще на ночь не расседлывали коней.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Над горами синью и далью колдует тишина. Сонно тянутся леса вверх, где с алмазной папахи Эльбруса падают сотни рек и речушек, где цветут джунгли маков, альпийских роз и огромных, с подсолнечную шляпку, ромашек. Мир чудесного покоя. На ветках комочки гнезд. Безжизненные валуны в ржавчине и лишаях, застрявшие между елями. Медленное движение стад в долинах. Гул отдаленной лавины. Океанские всхолмья земли. Бронзовые от солнца облака. Темно-синяя вселенная.

В садах цвел корень девясил. Девять сил в нем, говорили казаки, прикладывая корень к ранам. Наливалось зерно, румянились яблоки. А рядом трупы, сталь и свинец — война.

Чаще всего война шла у Клин-яра, глино-каменной стены скифской крепости. Дикий виноград заплел бойницы, побеленные птичьим пометом. На горячем песчанике греются зобастые ящерицы. Яр посекли свежие отметины пуль. Под яром тлеют убитые кони и люди.

Вдоволь настрелявшись и наматюкавшись, белые скакали в глухие станицы, где еще были атаманы, заливать горе и кровь аракой, париться в банях. В престольные праздники белые не выходили к Клин-яру.

Такая домашняя война продолжалась недолго. Начались бои с окопами, рейдами, карательными походами. Стали убивать пленных, издевались над трупами врагов. Организовывались регулярные армии, с тактикой и стратегией, во главе их стояли бывшие царские офицеры, но уже рождались в битвах и легендарные красные командиры из народных низов. Они еще плохо владели словом, были не в ладу с цифрами, подчас путались в политике, но были бесстрашны в бою. Партия присылала им опытных начальников штабов и комиссаров-ленинцев.

Афоня Мирный, служа в эскадроне Михея Есаулова, попал в красные разведчики. Переодевшись горцем, он залег в роще, следит за белым лагерем, считает сабли и пулеметы, прикладывая к глазам бинокль Дениса Коршака. Счет путают мысли о доме. Наказал Аришке-супружнице вылегчить белого бычка и сеять под зиму из старого сусека, она выклала красного и зерно взяла не то. Скорей бы война кончалась. У Шурки, сынишки, личико болятками взялось, надо бы мази какой попросить у ветеринара.

В черной пене гудёт Подкумок, разлившийся от дождей, как море. Недавно три грамотея — Денис, Михей и Антон спорили, тут ли закружилась голова у какой-то княжны Мери. Княжны этой Афоня не знает, а голова и у него кружится от бешено несущейся воды, из которой выглядывают ветки с яблоками. В тихих заводях вода отстоялась, ерошат плавниками усачи, пугая синеперых пескарей. Мечтая о рыбной ушице, Афоня приспособил бреденек, сплетенный из разных бечевок.

Ударили по листьям капельки дождя. Афоня накрылся мешком, как башлыком, и радостно думает: хорошо сеять под дождичек! Дождь баюкает затопленные сады. Облака, как вымя буйволиц, проплывают над горами, теряя капли.

Закончив счет белым, Афоня нанизал на кукан пойманную рыбу, стал отходить. По дороге заботливый семьянин нарвал жене дикого татарского чая — жили они небогато, хоть и были казаки чистых кровей.

Военный комендант не делал никому из родных скидки, поблажки. И красные мобилизовали Федора Синенкина в обоз с конями и фургоном. Отец красного атамана заупрямился, хоть кол на голове теши — у него сено не убрано. Антон поговорил с отцом. Тогда Федор, оседлав хромую кобылу, под вечер мелкой рысцой затрусил в белый стан, а красным выставил за себя Федьку, чтобы фургон и кони не попали в чужие руки. По той же причине служил красным фуражиром дядя Исай — не отстал от своих мобилизованных быков. Глеба Есаулова тоже мобилизовали, стал он красным мельником.


Еще от автора Андрей Терентьевич Губин
Афина Паллада

В этой книге Андрея Губина читатель найдет рассказы о великих мастерах искусства и литературы — Фидии, Данте, Рабле, Лермонтове, Л. Толстом, Дж. Лондоне, Ал. Грине. Это рассказы-легенды, основанные на неких достоверных фактах и событиях. В них не следует искать строго научного, биографического материала. Что переживал Лев Толстой в часы своего знаменитого побега «от мира»? Была ли у Джека Лондона такая любовь, как говорит Губин? Важно только помнить: рассказы эти, скорее, об искусстве, творчестве, его отдельных моментах и законах, нежели о том или ином художнике.В повести «Созвездие ярлыги» предстает образ молодого чабана, горца с нелегкой судьбой, ровесника космонавтов, который поднимает свой древний труд до «космической» высоты — отсюда и заголовок: автором опоэтизирована ярлыга, чабанская палка.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.