Молох - [31]

9

Как мною было сказано, мы не имеем понятия о том, зачем нужен сон, а располагаем только гипотезами, утверждающими, что сам факт суточной смены дня и ночи, света и тьмы, является основной причиной, вызывающей сон (так наступление зимнего периода может быть фактором, вынуждающим некоторых животных впадать в спячку). Такие гипотезы нельзя ни четко обосновать, ни назвать ложными. Кроме того, мы не знаем, почему тот, кто в течение многих дней и ночей не имеет возможности спать (это использовали даже в качестве пытки, например в застенках КГБ), подвержен галлюцинациям и состояниям помрачнения. На уровне причинной связи это все еще не понятно.

О патологических состояниях и их границах, где трудно отличить сон от яви, я умолчу, ибо и это отвлекло бы нас от основной темы. По крайней мере можно скромно сказать: периферийная фантоматика, действующая на мозг в «реальном настоящем времени», уже не является странной выдумкой Лема, а стала действительностью, в которую большие концерны (например, SEGA) инвестируют многие вполне реальные миллионы долларов.

Возможности центральной фантоматики пока еще являются проблемой будущего, поскольку — парадокс — о функциональном строении мозга в черепной коробке человека мы знаем несравнимо меньше, чем о функциональном строении созданного и запрограммированного нами компьютера любого поколения.

В конце добавлю, что мы сможем найти разницу между принципиально «бесконтекстными» языками программирования компьютеров и языками, контекстно связанными со значениями (в семантике), если только обеспечим компьютеры (работающие не итерационно, шаг за шагом, последовательно, а полипараллельно, одновременно) огромной памятью, активизируемой контекстно, что позволит пропасти, зияющей между «живым мозгом» и «цифровым протезом», каковым является компьютер, уменьшиться, быть может, даже до нуля…

10

Вышеизложенный текст, в котором данные из психологии сна «перемешаны» с «компьютерологическими» вкраплениями, я написал умышленно, поскольку лица типа «хакеров» легко впадают в новый вид мономании, высказывая свое чрезмерное восхищение архитектурой hardware и software вместо углубления в понимание психических процессов, а тем самым и созидательных, и «понимаемых» посредством языка, связывая успехи в разработке программ исключительно с вычислительной мощностью brute force. Если бы в самом деле для этого достаточно было бы в системах, предком которых была машина Тьюринга, в миллионы раз ускорить data processing, то мы бы уже теперь обладали компьютерами равными или превосходящими интеллект людей, но не все так легко и так просто.

Компьютер, который сможет и даже будет должен спать и видеть сны, а затем расскажет нам содержание того, что ему приснилось, без выдумки и фокусничества программистов, встанет на путь соперничества с человеком. Слова, произнесенные одним французским доминиканцем в 1948 году, что после возникновения кибернетики Винера возник призрак машины, способной осилить задачи, которые ставят перед управлением целым государством и даже целым миром — может, для добра, а не для зла людям, — те слова тогда никто серьезно не воспринял.

Но хаос сегодняшнего посткоммунистического времени показывает, что такая машина, которую я негативно оценивал 30 лет назад в упоминаемой уже «Сумме технологии», сегодня в этом перевернутом мире, вероятно, была бы полезной… Это, возможно, оказалось бы даже проще по сравнению с конструированием машины, «наделенной сознанием», но это скорее уже тема для отдельной статьи.

P.S. Кто захочет ознакомиться с тем, что я здесь рассказал, более широко, может обратиться к первому изданию книги «Summa Technologiae», WL, Краков, 1964, но это сделать нелегко, так как тираж составлял только 3000 экземпляров, и я сам уже нигде ее достать не могу (кроме одного моего авторского экземпляра).

Tertium comparationis [44]

1

Вышеприведенный заголовок в обоих изданиях книги господина Ендрашко «Латынь на каждый день» означает «третья вещь, служащая мерой для сравнения двух других». Я тоже считал именно так, пока не прочитал в «Словаре иностранных выражений и иноязычных оборотов» Копалиньского, что эти же латинские слова означают: «основание для сравнения, предмет (состояние вещей), имеющий общие черты с двумя сравниваемыми друг с другом предметами (состояниями вещей)». Однако это не одно и то же. Я придерживаюсь определения Копалиньского, поскольку оно мне необходимо для эссе, в котором собираюсь высказать настолько важные идеи, насколько и неосуществимые, а именно о направлении философии, сконцентрированном на сходствах (постулируемых) и различиях (фактических) компьютера (как «конечного автомата») и человеческого мозга.

Эти автоматы, в свою очередь, затрагивают теорию рекуррентных функций и алгоритмов, и в связи с этим они вовлечены в известное доказательство Гёделя, но проследить развитие такой генеалогии компьютеров в пределах данного эссе просто не удастся. Вместе с тем отсутствие только что названной философской перспективы замыкает все развитие компьютеров и теории той информации, которая им подвластна, в своего рода — без колебания использую, может быть, слишком сильную формулировку — техническо-вычислительном гетто. Можно было бы допустить нападки на мою категоричность, ссылаясь на многочисленные работы специалистов computer science, каковым является Джозеф Вейзенбаум, и заканчивая более известным трудом братьев Дрейфусов (возможно, изданным уже и на польском языке).