Молодые люди - [6]

Летели год за годом, подростки мужали, переходили в восьмой, в девятый, в десятый класс школы, — и однажды утром, проснувшись, Алеша Громов с удивлением почувствовал, что в тайниках его сердца исчезло нечто — то была, кажется, крошечная точка, — откуда непрестанно излучались радость, боль, грусть, счастье. Странно, еще вчера он знал, чувствовал, что эта точка жива в нем, мучает и радует его, как всегда. А сегодня утром проснулся — и нет ее больше, исчезла.

Алеша прислушался тогда к самому себе, проверил, — да, так оно и есть: нет больше этой тайны в сердце. Сначала он очень огорчился, а спустя несколько дней обрадовался, как избавлению. Должно быть, так радуется осужденный, неожиданно получив полную свободу.

С тех пор Наташа стала для него просто другом, всегда милым, желанным и тем более верным, что больше нечего было таить от нее.

— Я приду на вокзал, — сказала Наташа, лениво играя увядающим уже цветком. — Даже если репетиция какая-нибудь будет, все равно вырвусь, приду.

— А хочешь, приходи завтра к Коле Харламову. Он собирает прощальную вечеринку.

— Обязательно! Ой, — тут же с огорчением вспомнила она, — завтра у нас «Раймонда», и я танцую… Хотя ничего, я после второго акта свободна, часам к десяти поспею. Не поздно?

— Отлично… А то когда-нибудь приедешь к нам на Восток с бригадой московских артистов. Представляешь? Я прихожу на концерт, смотрю — ты!

— Нет, так не будет. Так не может быть. Я тебя раньше найду, до концерта. Как приеду, так и найду.

Она выпрямилась и в упор посмотрела на него немигающими глазами.

— Как странно получается! — удивилась она. — У нас один музыкант был в зале заседаний и потом рассказывал, что там делается… Мы все радовались за вас, гордились вами… А встретилась с тобой, узнала, что и ты едешь, сразу стало так грустно… Ну, наверное, как твоей маме, так и мне… даже плакать хочется!

Он засмеялся, встал, бережно поднял ее сильными, горячими руками.

Немного спустя они вместе направились в ту сторону, где зиял своим отломленным краем царь-колокол.

— Слушай, Наташа, — неожиданно спросил он, — а как ваш театральный народ после съезда?

— После… после чего?

— После XX съезда партии! Ну, что у вас говорят? О чем думают?

— Ну, я не знаю, как тебе объяснить… Ну конечно, про шестую пятилетку говорят. Будет у нас много новых, очень мощных электростанций, каскады электростанций, на Волге, Каме, Иртыше, Ангаре, Енисее… — с вопросительной интонацией перечисляла она. — Ну, что еще? И атомные будут электростанции, и атомный ледокол, и…

— Ну да, это само собой… Но я о другом спрашиваю… Как ваша молодежь откликнулась на все эти грандиозные планы, которые съезд перед страной поставил? Понимаешь?.. Какой это всколыхнуло ответный порыв в ваших сердцах?

Она смотрела на него непонимающим, чуточку растерянным и виноватым взглядом.

— Вот, например, — продолжал он, — ты интересовалась: как это я решился бросить свое любимое дело, автомобильный завод? Прежде объяснять не хотелось, — сложно и долго… Но чтоб ты не думала, как мама, будто я под впечатлением минуты… Видишь ли… Здесь… я бы сказал…

Он искал самых простых слов для выражения очень сложных понятий, и не находил. Но тут как бы в подмогу ему послышалась песня, — вначале еще далекая, неясная. Алеша насторожился, прислушиваясь, машинально пробормотал: «Думаешь, приеду в чужие края, и тут же остыну?.. Одумаюсь!», а песня звучала все отчетливее, набирала все большей силы. Теперь уже ясно было, что поют во Дворце за закрытыми окнами. Несложный припев ее с каждым разом подхватывало все больше голосов:

Была далекой, а станешь близкой,

Душа твоей красой полна, —

Ширь необъятная, земля Сибирская,

Сибирь, Сибирь, родная сторона!

— Что это? — спрашивал Алеша, но движением руки умолял Наташу ничего не говорить, а то он не уловит всех слов и не запомнит их.

В этой новой, должно быть, только что рожденной песне он внезапно нашел то самое, что искал, — те чувства и мысли, которыми так страстно хотел поделиться в эту минуту с Наташей. В куплетах песни, кроме открытых слов, что пели невидимые голоса, таилось еще много других, скрытых, но с волнением угадываемых: молодежь, вперед!.. Всегда вперед, только вперед по ленинской дороге… Дальше — не теряя ни минуты!.. Дальше — на самые трудные участки!.. Дальше — в шестую пятилетку, в Сибирь, на Дальний Восток, на Крайний Север!

— Слышишь? — спрашивал Алеша. — Слышишь, Наташа? Это из самого сердца идет… Вот!.. И нынче, как всегда, молодежь зовут туда, где всего труднее, и мы идем… Сотни тысяч нас идут!..

Хор молодежи из Дворца еще раз, — в последний раз, — грянул припевом, и Алеша, стоя возле царь-колокола, размахивая обеими руками, торжественно и гордо присоединился к невидимым товарищам:

Была далекой, а станешь близкой,

Душа твоей красой полна, —

Ширь необъятная, земля Сибирская,

Сибирь, Сибирь, родная сторона!

3. Прощальный вечер

— Петя, валенки!

Было очень жарко. Поэтому от самого слова «валенки» в комнате как будто еще больше сгустилась духота. Александра Семеновна, на коленях хлопотавшая возле большой, на сундук похожей плетеной корзины, глубоко вздохнула.