Молодожены - [12]
– О, ты считаешь, что кита…
– Который час? – вдруг спохватывается мадам Феррюс. – Должно быть, скоро полдень. Я пойду готовить завтрак.
Она складывает свитер, который вяжет, запихивает его в сумку вместе со спицами и клубком шерсти и поднимается. Ее дочь тоже встает и накидывает купальный халат.
– Я пойду с тобой, мама.
– Они не посмеют развязать войну! – восклицает мадемуазель Феррюс, обращаясь к пляжу, к небу и к морю. – Это был бы конец.
– Ты можешь остаться, детка. Все готово. Надо только сунуть жаркое в духовку.
– Вы думаете, что Мао на это решится? Вы так думаете? Я – нет! Хотя их и около миллиарда…
– Может, и мне пойти?.. – спрашивает Вероника без большого рвения.
Но три голоса одновременно прерывают ее. Мадам Феррюс, Жиль и Жанина говорят хором: нет, нет, не надо, пусть остается здесь, пусть отдыхает, ей надо беречь себя.
– Я словно футляр с драгоценностью, – усмехается Вероника. – Во мне, значит, будущее рода.
– В каждом ребенке, который должен родиться, – мило говорит мосье Феррюс, – заключено будущее рода.
Мадемуазель Феррюс на время прерывает дискуссию о международном положении.
– Вы уже выбрали? – спрашивает она.
– Что выбрала?
– Как что? Имя! Пора, пора…
– У нас, кажется, есть еще несколько месяцев впереди.
– Я придумала несколько имен. Но не уверена, что предложу их вам. Вам, молодым, так трудно угодить. Вам ничего не нравится.
– А все-таки?
– Что бы вы сказали, – решается наконец мадемуазель Феррюс, преодолевая свое недоверие, – …о Тибальде? По-моему, это чрезвычайно красивое имя для мальчика.
– Да, именно для мальчика, – подхватывает Жиль. – Девочке оно куда меньше подходит.
– Боже, до чего ты глуп! Что за школьные шутки!
– Тибальд как-то отдает средневековьем, – замечает Жанина.
– Ну и что же? Во всяком случае, это очень изысканное имя. Одного из наследников французского престола зовут Тибальд.
– Вот это довод! – говорит мосье Феррюс. – Но боюсь, что это имя для нас слишком шикарно. А вы что скажете, Вероника?
– Я с вами согласна. Явно слишком шикарно.
Час спустя за завтраком мадемуазель Феррюс снова пытается отстоять свой приоритет по части имен.
– Ну а как бы вы отнеслись к Бертранде?
Семья за столом словно окаменела. Наконец Жиль решается:
– Боюсь, что это имя трудновато выговорить.
– А что, это имя тоже в ходу у членов королевской фамилии? – осторожно осведомляется мосье Феррюс.
– Насколько мне известно – нет. Погодите, сейчас вспомню… Девочек зовут Изабелла, Клод.
– Скажи, папа, правда, что граф Парижский мог бы сменить де Голля? Я читала в «Пари-матч», что он котируется как дофин.
– Маловероятно, детка. Франция вряд ли пошла бы на…
Мадемуазель Феррюс воинственно вскидывает голову:
– Почему вряд ли? Скажите на милость!..
– У тети Мирей культ королевской семьи, – шепчет мосье Феррюс, наклоняясь к снохе, словно доверяя ей тайну.
– Ну, насчет культа ты преувеличиваешь! Но нельзя отрицать, что все они воистину порядочные люди. Я уверена, что граф Парижский правил бы страной не хуже любого современного политикана. Что ни говорите, а он все-таки последняя ветвь…
– Да будь он хоть деревом, что из того? – перебивает Жиль.
– Вероника, вы любите сельдерей? – вдруг спрашивает мадам Феррюс. Ее высказывания, вызванные какими-то смутными ассоциациями, часто бывают неожиданными. – Я подумала, что, может быть, сегодня к ужину… Говорят, это очень полезно.
Вместо ответа Вероника кивает и глядит на свекровь с несколько усталой и натянутой улыбкой.
– Один мальчик на пляже, – говорит Жанина, – уверял меня, что де Голля не переизберут… Его отец – депутат, не знаю, правда, от какого округа, он в оппозиции.
– Не переизберут! Смешно слушать! Они…
– Что-то вы ведете на пляже больно серьезные разговоры, – замечает Жиль. – Я знаю этого мальчика?
– Много они понимают, те, что в оппозиции. Лично я думаю, как тот обозреватель…
– Я хочу знать, с кем ты дружишь?
– …который писал несколько дней назад в «Блокноте».
– Вот еще! Я имею право дружить, с кем захочу, не спрашивая твоего разрешения!
– Дети, не ссорьтесь!
– …Они просто как пауки в банке, словно во времена недоброй памяти Четвертой республики…
– А почему он мне всегда все запрещает? Если бы я его слушалась, я бы жила как монашка.
– Вот видите, Вероника, у нас всегда так, – говорит мадам Феррюс. – Не знаю, будет ли Жиль так же строг к своим детям, как к сестре?
– Зато я буду снисходительной. Для равновесия.
– У нас в классе есть одна девочка из Алжира. Так вот, она рассказала, что ее брат всюду ходит за ней по пятам. Готов запереть ее на замок, чтобы она ни с кем не встречалась. Когда она идет танцевать в Сен-Жермен-де-Пре, он идет вместе с ней и никого к ней не подпускает. Ее зовут Ясмина.
– Вот такие нравы мне по душе, – говорит Жиль. – Эти достойные люди заслуживают независимости. Ей столько же лет, сколько тебе?
– Она даже на год старше.
– В шестнадцать лет приличная девочка не пойдет танцевать в Сен-Жермен-де-Пре.
– Послушай, Жиль, – говорит Вероника. – Ты, оказывается, чудовищный ретроград.
– В этом вопросе я его полностью поддерживаю, – решительно заявляет мадемуазель Феррюс. – В остальном я редко с ним соглашаюсь. Но тут!.. Боже, теперь царит такая распущенность. Это недопустимо.
Ha I–IV стр. обложки рисунок Н. ГРИШИНА.На II стр. обложки рисунок Ю. МАКАРОВА к повести Владимира ВОЗОВИКОВА «Река не может молчать».На III стр. обложки рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Роберта ШЕКЛИ «Руками не трогать!».
В сборник вошли три повести известного современного французского писателя «Парадный этаж», «Метаморфоза» и «Сады Запада».Писатель показывает распад буржуазной семьи, лживость и фальшь «либеральной» буржуазии, напуганной ростом революционного движения, говорит об одной из самых болезненных язв капиталистического общества — терроризме и о несостоятельности попыток уйти от действительности, спрятаться от жизни.
В романе «Мыслящий тростник» писатель сосредоточивает свое внимание, как и внимание читателя, лишь на вопросах духовной жизни окружающего его общества. Поэтому он выбирает центральным персонажем своей книги Марсиаля Англада — человека обеспеченного, не имеющего основания быть недовольным обществом по материальным соображениям, в отличие от многих других его соотечественников.Подчеркнутая социологичность книги, а порой и прямое, публицистическое изложение материала не мешают роману Кюртиса быть увлекательным, интересным чтением, и если нет в «Мыслящем тростнике» сюжета в его традиционном понимании, то эту роль выполняет напряженное, взволнованное и внутренне крепко сцементированное повествование о духовных перипетиях и исканиях Марсиаля Англада — живые сатирические сценки современного быта Франции, острые и остроумные диалоги, умело построенные внутренние монологи, отмеченные тонкой авторской иронией.Книга Кюртиса — умное и талантливое свидетельство невозможности духовной жизни в бездуховном обществе, глубокого идейного кризиса капиталистического мира.
Повести французских писателей 1960-х годов. Повесть «Вещи» Жоржа Перека рассказывает о людях и обществе шестидесятых годов, о французах середины нашего века, даже тогда, когда касаются вечных проблем бытия. Художник-реалист Перек говорит о несовместимости собственнического общества, точнее, его современной модификации — потребительского общества — и подлинной человечности, поражаемой и деформируемой в самых глубоких, самых интимных своих проявлениях. Жан-Луи Кюртис — один из самых читаемых во Франции популярных писателей.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.