Молодость века - [118]

С поездом, который вез вооружение для войск Кемаль-паши и шел почти не останавливаясь, я прибыл в Тифлис.

Новости, которые меня там ожидали, были печальны. Едва ли не накануне моего приезда, ночью, при выходе после банкета из представительства Наркоминдела, были убиты дашнаками Джемаль-паша и его адъютант, собиравшиеся выехать в Турцию. Английская и французская разведки действовали вовсю. В Ангоре полковником Мужэном, из 2-го бюро французского генерального штаба, был организован поджог советского посольства. В Курдистане «Интелидженс сервис» организовала восстание курдов против правительства Кемаль-паши. Там открыто орудовали капитан Вули, майоры Соон и Ноэль. Во время пребывания в Москве миссии Али Фуад-паши в ней были обнаружены сотрудники, занимавшиеся военным шпионажем в пользу иностранной разведки. Их поймали с поличным.

Конечно, убийство Джемаль-паши было тоже организовано «Интелидженс сервис». Он ехал по вызову Кемаль-паши в Ангору через Карс. Были основания думать, что Кемаль-паша хотел заменить Джемалем Кязим Карабекир-пашу, в политических настроениях которого не был уверен. Организовав его убийство, английская разведка достигла двух целей: сохранила Кязим Карабекир-пашу, которого она считала «западником», и создала повод для осложнений в советско-турецких отношениях.

Помимо всего этого, суд в Ангоре над английским шпионом Мустафой Сагиром показал, что англичане имеют в Анатолии сильную террористическую организацию, руководимую из Константинополя Рейяном.

Чем явственнее обозначались успехи Кемаль-паши в его борьбе за национальную независимость страны, тем упорнее стремились иностранные разведки взорвать новую Турцию изнутри и осложнить советско-турецкие отношения.

Расчеты эти, однако, были построены на песке. Кемаль-паша прекрасно понимал и неоднократно повторял публично, что независимость Турции может быть обеспечена только дружбой с Советским государством, которую не поколеблют никакие провокации. В одной из своих телеграмм В. И. Ленину он, между прочим, писал:

«В твердом убеждении, что только наше тесное сотрудничество приведет нас к желанной цели, я приветствую всякое дальнейшее закрепление связывающих нас дружеских уз, выражаю вам свою глубокую признательность за ту дальнозоркую политику, которая по вашему высокому почину проводится Советской республикой как на Востоке, так и во всем мире».

В Батуме шел дождь, на мокрых деревьях покачивались мандарины. Мы, в наших шубах, меховых шапках и валенках, привлекали всеобщее внимание. Пришлось поездить по магазинам, чтобы приобрести непромокаемые плащи.

Вероятно, ни один город Советского Союза в эту эпоху расцвета нэпа не походил на Батум.

Батум был объявлен вольным городом. Сюда приходили торговые суда любого государства, здесь можно было покупать и продавать что угодно. Великолепный приморский парк кишел иностранными матросами, проститутками, спекулянтами непонятной национальности, местными нэпманами. Все это человеческое месиво кричало, ругалось, торговалось, хватая друг друга за руки. Тут же стояли люди, продававшие с рук французские духи, пудру, фотоаппараты, материю, обувь, бритвы, сигареты. Совершенно экзотические личности, в костюмах гольф, клетчатых чулках, кепках и английских «бербери» (непромокаемых пальто), с трубками в зубах, медленно расхаживали среди беснующейся толпы, высматривая девиц.

Магазины были забиты всякой дрянью, которая залеживалась на складах в Константинополе, Александрии и Марселе. Больше всего было лакированных туфель, цветных галстуков, французских чулок, дешевых духов фирмы «Пивер» и прозрачного дамского белья.

Из духанов и наскоро сколоченных павильонов доносились пьяные крики, звуки лезгинки и временами звон разбитой посуды. Казалось, город сошел с ума.

В порту стояло множество судов: итальянских, французских, греческих, турецких. На берегу помещалось не менее десятка пароходных агентств.

Но выйти в море было невозможно — бушевал шторм. После нескольких неудачных попыток уполномоченному Наркоминдела товарищу Гетею удалось договориться с агентом итальянского общества «Адрия». Маленький пароход «Канова» должен был доставить нас в Трапезунд. Там капитан думал дождаться погоды и идти дальше, прямым рейсом в Константинополь.

Мне в своей жизни пришлось испытать все средства передвижения. В Афганистане я однажды ехал тридцать пять дней верхом. Там же мне пришлось передвигаться в паланкине, который везли лошади: одна спереди, другая сзади. Во время торжественной охоты участники ее ехали в корзинах на слонах. В Средней Азии и Афганистане я несколько раз ездил на верблюдах. В числе моих первых полетов на аэроплане был перелет с В. П. Потемкиным из Константинополя в Ангору на стареньком, еле дышавшем итальянском самолете (тридцать пять лет спустя я летал на «Ту-104» из Москвы в Прагу). Из Артвина в Батум я ездил на автомобиле по дороге, которая называлась «генеральские погоны», потому что она, пролегая на огромной высоте, имела тридцать два зигзага. Однажды весной, во время бурного разлива Чороха, мне пришлось по срочному делу ехать на каюке от Артвина до Батума. Перед этой поездкой вали Оздемур Селим-бей взял с меня официальную подписку, что с него снимается ответственность за мою жизнь. Из Самсуна мне довелось плыть на нашей старой подводной лодке в Севастополь. В один из моментов этого плавания выяснилось, что лодка не может всплыть. В 1924 году случилось так, что я вынужден был выехать первым поездом «блиццуг» (поезд «молния») из Берлина в Гамбург. Мне пришлось пересечь несколько морей и проливов на разных пароходах. В районе Кварцхана я должен был с огромной высоты лететь вниз в металлическом ящике подвесной воздушной дороги. Но я не могу припомнить ничего похожего на поездку из Батума в Трапезунд.