Молодость - [9]

— А как же с регистрацией?

— Завтра, завтра моя Папочка, а на сегодняшний день…

Анка уперлась одной рукой в землю, другой отталкивала Горба; в руке вместе с землей нащупала зерна. Быстро оттолкнув от себя парня, Анка приподнялась и, рассматривая зерна в руке, недоуменно спросила:

— Пшеница? Откуда она?

Горб, схватив подмышки Анку, залепетал:

— Говорил тебе не ходить к бочкам — дык нет, на сегодняшний день…

— Откуда зерно, пшеница?

— Не иначе Андрей вместе с сеялкой прямо сюды под'езжал, вот и рассыпал…

Анка направилась к табору бригады, а мысли:

«Борьба за каждую зернинку, как-то говорил Андрей на собрании, а сам што делает»?

— Говоришь Андрей растерял? — вслух переспросила Анка.

— Врать не буду, сам видел, — соврал Горб и добавил: — Токмо, на сегодняшний день не болтай, не хорошо. У него и так не ладится. Хочет меня опередить, ан не выходит, да и Жуков его облаял… Не надо. Он скоро будет своим…

Анка наедине рассказала Андрею о растерянном зерне…

Андрей ничего ей о своем плане не сказал, а вечером ушел в станицу. Не заходя домой, отправился в политотдел… В политотделе рассказал обо всем… и прямо оттуда с разработанным планом пом. нач. политотдела шел Андрей радостный в бригаду.

Установилась работящая погода, из-за обрывка туч выглядывала луна.

«Откуда она могла взять, что я с сеялкой под’езжал к бочке, ночью мы не сеем, а только пашем, а я в ночной смене работаю…»

На ночь сеялки бригадир заряжал… Ну, да… Оставлял их на загонке… чтобы не таскать…

«Нет, политотдельцы крупные люди, сразу узнали, в чем дело хотя тут и не были», — думал Андрей, идя по грязной дороге.

В бригаде все решили, что Андрей сдал первенство непобедимого тракториста, и разговоры о нем улеглись.

Не доходя до бригады 500 саженей, Андрей свернул с дороги на пахоту и походкой кошки крался к бочкам, подошел и незаметным бугорком приплюснялся к земле… Пахло сыростью и едким горючим. От долгого ожиданья в голове обрывки мыслей паутиной плелись… «Неужели я напрасно заподозрил?» — терялись надежды. — «Значит в моем моторе что-то неладно…» Круговая порука. «Бригадир замешан». Вспоминает Андрей слова помощника начальника политотдела.

Послышался стук мотора, загремела коробка скоростей.

— Что это? «остановка», мотор работает, сбавлены газы, но не идет — шепчет про себя Андрей.

— Ага, хлопнул крышкой сеялки… Сюда топает…

— Так! Так! С ведром стало быть?

К бочкам подбежал Горб, воровито оглянулся на вагончик, прислушался, потом из ведра высыпал в одну бочку пшеницу.

«Семена», — подумал Андреи.

Горб подбежал ко второй, что была с горючим, начал в ведро накачивать… Налил и хотел итти…

К стуку мотора Горба присоединился говор приближающегося интера Андрея. Горб прислушался, а потом широко шагнул от бочки на пахоть… Перед ним вырос и заслонил все небо — Андрей.

— Анна! Анка! Подь сюда, — крикнул Андрей.

Горб опустился на ведро с горючим.

— Так-то. По-воровски значит соревноваться… с бригадиром суместно обделывали дела? Семенную пашеничку в бочку, а обратно горючего… бесконтрольно? Думали от меня избавиться…

Забилось сердце, заклокотала злоба, ничего больше не мог сказать Андрей. Забрал ведро с горючим, вылил обратно в бочку, взял подмышки насос и зашагал к своему мотору.

Анка рванулась за Андреем.

По дороге от станции два фонаря легковой политотдельской машины прорезали ночную темноту.

— К нам едут, — спокойно сказал Андрей, принимая машину от Анки.

Ново-Павловская МТС, Морозовского района.

Ал. Радин Заговорщики

Очерк

Ужинали.

Алексей ел торопливо, но временами ложка застывала в руке, и тогда на его очень обычном лице (такие лица трудно запоминаются) появилась строгая сосредоточенность.

Со степи ветер нес пряные запахи умирающей травы, а там, где терялась степь, солнце прорубило в облаках окна пурпурового заката.

Почти рядом сидел Малофеев. Алексей смотрел на него, старался найти слова, чтобы сказать важное, и не находил.

Позвякивая тарелками, собирала кухарка посуду, где-то пронзительно и задорно закричала гармошка, а Алексей все думал. Четыре года, ужасно похожие вместе с тем разительно отличные, прошли в совхозе. Сначала робко, неуверенно шла машина в беспредельность этой степи… Впрочем, может это только казалось человеку, смотревшему на машину глазами испуганными и большими. Ленты строгих шоссе, двухэтажные каменные дома, комбайны и товарищ Григорьев из политотдела, и даже он сам, Алексей Гладилин, комбайнер, чертовски непохожий на самого себя…

Алексей положил руку на плечо Малофеева. Тот удивленно вздрогнул, вопросительно сверкнули белки глаз на закопченом лице.

— Ты сидишь при силе, здоровый, и я, как маяк, стою…

Малофеев не понял, но перебивать не стал. Алексей, обрадованный, что нашлись слова, что вот высказалось так просто самое важное, — говорил, захлебываясь:

— Молотим с копен, ты, допустим, подтащил комбайн к копне и сидишь себе на тракторе, а я торчу на комбайне. Так? Теперь у тебя неуправка — подавальщики чего делают? Лежат. Выходит, для работы один раззор. Понял теперь?

Малофеев понял. В этот вечер они долго не засыпали. Тихо, чтобы не мешать остальным, обсуждали свой план. И когда, забывшись, громко выкрикивал что-нибудь Малофеев, неизменно откуда-то с краю долетало ругательство.