Молодость - [17]

Снова проходит день, над огромной степью встает луна, грузная ночь ложится на молотилку, на скирды, и люди тихо, как бы с сожалением, отходят от работы к костру, или под арбы. Здесь перед сном возникают тихие разговоры, неясные воспоминания, смелые мечты.

— Як трошки управимся с хлибом, лисапед легкий куплю себе, — тихо говорит Павел. Он уже чувствует себя зажиточным, неясные желания тревожат его, он начинает замечать то, чего не замечал весной, он видит, что ему многого нехватает.

— Вот в других местах, — говорит он, — киношку крутят, радио бывает, а не то — граммофон. Тут даже читали, будто в некоторых колхозах в степи, прямо на таборе играет радио. Вот бы у нас…

Потом, после шуток о том, что надо жениться, что зажиточный Павел Купин должен обязательно иметь жену, да и года подошли, — он неожиданно замечает:

— А вот почему новых песен за любовь нет? Почему? Как новая песня, так про войну, а любовных нема.

Ребята запевают тихие любовные песни, и странно звучат в этой рабочей обстановке, у молотилки, в устах ударников, зажиточных молодых людей колхозного временя старые, мещанские и гусарские романсы.

Тихо. Ударница Раиса Тюфанова низким голосом затягивает:

«Тихий месяц плывет над рекою

Все в об'ятьях ночной тишины,

Ничего мне на свете не нужно,

Только видеть тебя, милый мой»…

Парни кладут головы девушкам на колени, все наклонились низко к земле. Тихо…

Ветер идет по станице Архангельской, он колышет высокие бурьяны, заполнившие широкие улицы, он ударяется в ставни и в закрытые на замок двери станичного клуба, он несет старые песни, новые мечты, новые требования. Оттуда, из степного табора, от зажиточных колхозников идет требование на боевую работу клуба, на создание десятков разнороднейших театральных, музыкальных, затейных, технических, агрономических кружков, идут требования на баяны, балалайки, мандолины, гитары, радио, книжки — рассказы, повести, пьесы, песни, идет требование на большую культуру, достойную нашей молодежи, берущей зажиточную жизнь с бою.

Свежий ветер культурной зажиточной жизни пришел в станицу.

Ст. Архангельская, Тихорецкого района, Колхоз «Путь Ильича».

Илья Котенко Дела и думы семьи колхозника Ильенко

Очерк

Проезжей дорогой, мягко ступая по густой пыли, к огородам идет Василий Ефимович Ильенко. Идет с берега Кубани, где в уемистую, широкобортную баржу колхозницы грузят помидоры и матово-зеленый хрупкий перец.

С утра Василий Ефимович смотрел за погрузкой плодов. По работе ему не положено смотреть за этим. Но он смотрит. Смотрит внимательно. Даже придирчиво. Часто останавливает он колхозниц, заставляя подобрать упавшие из плетеной сапетки помидоры. Очень жаль их — с весны холеных, тугих плодов. Много сил и энергии положил Ильенко на то, чтобы вырастить их. Темные кубанские ночи да старенькая чуткая жена Ульяна Григорьевна знают о том, сколько дум передумано о колхозном большом огороде…

…Многоводными шумными веснами бурная около их станицы Кубань вскипала, выходила из берегов и заливала огороды. Гибла капуста, гибли помидоры, гибли баклажаны. Колхоз терял большой доход. Договоры с консервными заводами оставались невыполненными. Слаба, значит, и мощь колхоза. Много думал об этом старик Ильенко.

Позапрошлой весной с лучшими ударниками колхоза начинает Ильенко строить по-над Кубанью дамбу. Строили быстро и дружно. Когда стала подниматься налившаяся весенними водами Кубань, серые бушующие волны, бессильно омывая бока дамбы, проходили уже мимо колхозных огородов.

Василий Ефимович не хотел успокоиться на том, что капусты снимали с одного гектара по шесть тонн, а перца по пять, и в прошлом году начал новое дело. По решению правления колхоза взялись за стройку водопровода на землях, что лежат у высоких берегов Кубани. На 27 метров вверх провели водопроводную трубу для поливки огородов. Впервые огороды садились не на низинах. Земля стала себя оправдывать. Старик Ильенко не ошибся. Капуста в этом году дала свыше 8 тонн с га, а перец — 10 тонн.

…Василий Ефимович идет по огороду. Грузно наливаясь, поблескивая фиолетовыми боками, гнутся к земле баклажаны. Их стройные ряды уходят далеко к глиняным крутым обрывам над Кубанью.

Нагибаясь, старик поворачивает листья кустов, внимательно осматривает — нет ли мошкары, гусениц. Когда он попадает на участок капусты, лицо его проясняется. Он, улыбаясь, щупает тугой, крепко связанный узел хрустящей капусты. Обилие колхозного огорода, солнечный осенний день радуют старика, хотя и ноют старые кости.

Радоваться есть чему. Сейчас колхозники получают на каждый заработанный трудодень по 8 килограмм овощей. В этом большая заслуга и Василия Ефимовича Ильенко.

Когда на пути возникали преграды, когда колхоз качало на ухабах неполадок, Ильенко вспоминал совсем еще недавние годы, и, сжав губы, брался еще упорнее за дело. Были тогда в нем два могучих чувства: ненависть к старому и вера в будущее.

И знали все в колхозе: за что возьмется Ильенко — сделает, не выдаст.

«Не выдаст старый. Никому не даст в обиду, как не выдал, не продал он своих — старейших красных партизан в станице в девятнадцатом году. Привязали его к тополю около церкви оголтелые белые гарнизонщики, били его до полусмерти, изгалялись, обдавая пакостью, бабы… Вот они стоят, шелестят над головой, тополя близ церковной ограды. И он привязан к стволу, и веревки режут тело. Подходит рычащая кучка баб — конец! — Свистит увесистая цегла, стукает в лицо. Соленая горечь во рту, с кровью падают зубы».