Молодая Раневская. Это я, Фанечка... - [67]

Фаина приехала в Москву, как и планировала, в июне, вместе с Павлой Леонтьевной. Камерный театр был еще на гастролях. Руководство ЦЕТЕТИСа, обещавшее обеспечить Павлу Леонтьевну жильем, сказало, что "нужно подождать". Вульф и Раневская сняли комнату в селе Всехсвятском, незадолго до того переименованном в поселок Усиевича.[48] Хоть и на окраине, зато недорого, комната большая, со всей необходимой мебелью и хозяева интеллигентные, учителя на пенсии. Устраиваясь на работу в Передвижной театр МОНО, Фаина честно предупредила, что собирается проработать недолго — один-два, самое большее три месяца (Таиров же обещал "все окончательно выяснить"!), поэтому на жилье от театра рассчитывать не могла.

Черт с ним, с жильем, дали бы спокойно работать! Незадолго до прихода Фаины в труппу кто-то из начальства решил, что Передвижному театру, как авангарду работников сцены, подобает быть коммунистическим не только по духу, но и по составу. Иначе говоря, все актеры, занятые в столь ответственном театре (хороша ответственность — по заводам да стройкам ездить и декорации на себе таскать!), должны быть коммунистами или комсомольцами. Фаина, которой было уже за тридцать, по возрасту в комсомолки не годилась, поэтому ей предложили вступить в партию. Доводы были примерно такие: "Ну, сами посудите, товарищ Раневская, как вы, не будучи партийной, можете играть Крымову в "Партбилете"?".

"Да провалитесь вы со своей партией и Крымовой в придачу!" — хотелось ответить Фаине, но так отвечать было нельзя. Приходилось юлить, объяснять, что она еще не чувствует себя достойной столь высокой чести, что ей надо бы морально подрасти и духовно дозреть и т. д. Вступать в партию Фаина не собиралась. Не по идеологическим, а по иным причинам. Ей не хотелось, чтобы кто-то начал копаться в ее биографии и докопался до отца-промышленника. Биография тех, кто подавал заявление на вступление в ряды ВКП(б), тщательно проверялась, а, кроме того, кампании по массовому набору в партийные ряды сменялись кампаниями по чистке, когда прошлое коммунистов анализировалось еще более тщательно. Опасности от вступления в партию много, а выгоды никакой, поскольку Фаина не собиралась делать административную карьеру.

Фаину пару раз покритиковали на собраниях за несознательность, а потом приставили к ней наставницу — актрису Михайлову, бывшую "синеблузницу"[49], женщину недалекую и назойливую. Михайлова буквально не давала Фаине проходу, старалась вовлечь ее в общественную жизнь, агитировала, звала на разные митинги. Отвязаться от нее можно было только одним способом — угостить выпивкой. Михайлова любила выпить, пила помногу, а напившись, быстро засыпала. Сама Фаина почти не пила, только притворялась, что поддерживает компанию, но это не помешало ей прослыть пьяницей заодно с Михайловой. На очередном собрании Фаину "проработали" за пьянство, но плохая слава неожиданно сослужила хорошую службу — ей, как провинившейся, больше не предлагали вступить в партию и вдобавок запретили вне сцены общаться с Михайловой, поскольку сочли, что они плохо влияют друг на друга. Не было счастья, как говорится, да несчастье помогло.

— Какое счастье! — притворно ужасалась Фаина, когда слышала это слово. — О каком счастье может идти речь, если на работу и с работы я езжу на трамвае номер тринадцать?

Она, конечно, шутила, потому что в глубине души продолжала верить в свою счастливую звезду.

Труппа Камерного театра вернулась в Москву в сентябре 1931 года.

Сразу же по приезде Таиров объявил, что будет ставить пьесу украинского драматурга Николая Кулиша "Патетическая соната". Эту пьесу, написанную в необычной и довольно сложной форме, предложил ему Рафаил Рафалович, заведующий литературной частью Камерного театра.

Николай Кулиш пытался отразить в своей пьесе революцию так, как он ее понимал. Понимал он ее, кстати говоря, не так, как следовало понимать, за что и был расстрелян в 1937 году. Но в 1931 году Кулиш был в зените своей небольшой и недолгой славы. Его предыдущую пьесу "97" Луначарский назвал "первой могучей пьесой из крестьянской жизни".

Таирову до отражения революции дела было мало. Постольку-поскольку. Его привлек романтический сюжет, разворачивающийся на революционном фоне. Классический любовный треугольник — в красавицу Марину, украинскую националистку, влюблен талантливый поэт Илько, а в него влюблена проститутка Зинка. Используя влюбленность Илько, Марина просит его спасти ее сообщника по контрреволюционной деятельности белогвардейца Пероцкого. Илько выполняет просьбу девушки. Поняв, что он попал во вражеские сети, Илько осуждает себя за мягкотелость. Так в пьесе.

Для постановки пьесу пришлось переделать. Марина стала коммунисткой, руководительницей большевистского подполья. К любовному треугольнику добавился конфликт отцов и детей, потому что отец Марины остался националистом. Меньше всего изменения коснулись Зинки. Как была она проституткой, так ею и осталась.

Отдать роль Зинки Фаине посоветовала Таирову Нина Сухотская. Таиров согласился. Он тоже думал об этом. Мечта Фаины наконец-то сбылась. В 1931 году ее приняли в труппу Камерного театра. Радость Фаины не имела предела. У Фаины было такое чувство, что жизнь удалась, что в ней произошло самое важное событие. Дальше все ясно. Дальше все будет хорошо.