- Теперь все будет иначе, Мэгги, - заверил он, и в глазах его отразилась искренняя мольба о прощении. - Я понимаю, это, возможно, пустые слова для тебя, но в них истинная правда.
Мэгги хотела бы поверить, но не могла.
- Вивиан просил меня… пообещать… попытаться проникнуться к тебе чувством симпатии. Быть открытой этому чувству. Он знал… Я часто настороженно отношусь к людям.
- Жаль, что его нет, - с грустью заметил Бью. - Все было бы по-другому, Мэгги. Я искренне сожалею обо всех произошедших недоразумениях.
- Мне тоже очень жаль. Потому, что теперь я не доверяю тебе, Бью, и исчезла бы сегодня же. Но ради Вивиана я хочу попробовать наладить наши отношения.
- Может быть, нам уехать куда-нибудь? Люди лучше узнают друг друга в путешествиях. Я хочу составить туристический маршрут по Европе, так что для меня это будет деловая поездка. - Он внезапно усмехнулся, и в глазах вспыхнули поддразнивающие искорки. - А ты можешь сопровождать меня в качестве няни, если захочешь, и выполнять те же обязанности, как при дедушке.
Мэгги неожиданно рассмеялась. Она не могла всерьез принять такое предложение.
- Никакого давления, обещаю, - продолжал Бью, полный страстного желания убедить ее. - Отдельные комнаты. И у тебя будет обратный билет, и ты сможешь уехать, когда захочешь.
«Путешествие в Европу… фантастика», - подумала она. Как соблазнительно. Вивиан много рассказывал о своих поездках по всему миру.
- Будем считать это бегством отсюда, Мэгги. К тому же ты не огорчишь Седжуика и прочих. Думаю, они одобрят, если я возьму тебя с собой.
«А он прав», - с иронией подумала она.
- Я позабочусь о тебе, - настаивал Бью, - и постараюсь проявить себя с лучшей стороны.
Казалось, он действительно хочет наладить отношения. Сердце ее болезненно сжалось.
- Очень заманчивое предложение, Бью, но боюсь, ничего не получится.
- Почему?
Мэгги вспыхнула при мысли о безнадежности своего положения, чего он, возможно, даже не в состоянии понять.
- Кроме банковского счета, который сделал Вивиан, чтобы переводить жалование, у меня нет документов, подтверждающих личность.
- Но у тебя есть свидетельство о рождении.
- Нет. У меня его нет. Я как-то попыталась получить копию, но не смогла, - призналась она. - И теперь мне ничто не поможет. Вероятно, мое рождение вообще не зарегистрировали.
- Мэгги, позволь мне помочь тебе. Должны же быть люди, которые знают… Она покачала головой:
- Ты не понимаешь, Бью. Там никого больше не осталось. Если и были какие-то записи, то их уничтожили.
- Кого не осталось, Мэгги? - тихо спросил он.
Она сказала слишком много. Лучше вообще ничего не говорить. Люди просто не в состоянии воспринять то, что лежит далеко за пределами их опыта.
- Ты боишься… прошлого? - деликатно спросил он.
У нее больше не было причин бояться. Никто не мог вернуть ее обратно в лагерь. Она освободилась от этого страха много лет назад.
- Мэгги… пожалуйста, доверься мне. В голосе Бью прозвучала мольба. «Отец моего ребенка», - подумала она. Можно ли ему рассказать о своих горестях? А вдруг он испугается? Лучше уж знать.
Бью стоял, прислонившись к балюстраде, и ждал. Выражение его лица располагало к доверительной беседе.
- Я воспитывалась в общине. Нас было около пятидесяти детей различного возраста. Никто из нас не знал своих родителей, не помнил жизни за пределами лагеря.
Бью, казалось, совершенно не был шокирован.
- Вас всегда держали в лагере? - поинтересовался он.
- Да. Идея была такова… Мы - невинные дети Бога, и нас нужно содержать в чистоте, вдали от влияний мира. Наверное, это было связано с культом.
Его лицо напряглось, но он кивнул, чтобы она продолжала.
- Нас учили читать и писать, но систематического обучения не было. Музыка играла большую роль в нашей жизни: мы исполняли гимны и хвалебные песнопения. Если же ты не задавал лишних вопросов, то жизнь была сносной. Очень организованная, со строгой дисциплиной, очень… подавляющая.
- Лагерь стал тюрьмой для тебя, - тихо заметил он.
Мэгги поморщилась, понимая, что пути назад нет.
- Ни в чем не было свободы… Никакого уединения, разве что в собственных мыслях. Я убежала, когда мне исполнилось четырнадцать.
- Такая маленькая? - удивился Бью.
- Я была высокой и прибавила себе возраст.
- Где находился лагерь, Мэгги?
- В Нордуэсте. Глубокая провинция. Теперь его не существует. Мне было двадцать, когда прочитала о нем в газетах. Кто-то сообщил властям. Внезапно в лагере появилась полиция, детей забрали и передали соответствующим учреждениям, руководители, уничтожив документы, бежали из страны.
- Их поймали?
- Возник целый шквал журналистских расследований, в большей степени сенсационных, чем полезных.
- У тебя тогда не возникло желания откликнуться и рассказать свою историю?
- Я не доверяла людям, облеченным властью, да и что они могли для меня сделать. Кроме того, я шла своей дорогой и не нуждалась в их помощи.
- Справедливо. И никакой критики. Казалось, он понимал ее.
- Ты рассказывала деду свою историю, Мэгги?
- Да, но не сразу. Сначала, когда он спросил номер моего банковского счета, я просто сказала, что всегда работала за наличные и все деньги тратила. - Она пожала плечами. - И это было правдой. У меня не было иного пути, чтобы избежать оформления бумаг, для чего понадобилась бы информация, которой я не знала.
