Молодая кровь - [18]

Шрифт
Интервал

Мистер Кросс-сын оглядел Джо с головы до ног своими холодными голубыми — точь-в-точь как у отца — глазами. И не посмеялся над ним. Может ли Джо назвать имена напавших на него людей? Джо ответил, что нет, было темно хоть глаз выколи, но мистер Пит, вероятно, знает, ведь это он небось подослал их! На это мистер Кросс возразил, что «вероятно» отнюдь не значит «наверное». Нужны точные факты. Затем самый важный и самый красивый человек в Кроссроудзе откинулся назад в своем вращающемся кресле и, милостиво улыбнувшись, сказал:

— Я дам этому делу ход. Если найду виновников, я их накажу. Можешь не беспокоиться, Джо. А пока, малый, забудь всю эту историю.

Джо Янгблад ответил:

— Хорошо, сэр. Благодарю вас, сэр» На том дело и кончилось.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Был один из тех дивных дней в году, когда зима тихо, спокойно, даже незаметно переходит в лето… хотя, пожалуй, не так уж тихо, спокойно и незаметно. Выглянуло почти забытое солнышко, деревья оделись редкими зелеными листиками; целые эскадрильи птиц пролетают на север; множество ребятишек бегают босиком (а кое-кто из них и вообще никогда не носил ботинок!); разные пичуги, чьих голосов Робби не слышал всю зиму, теперь чирикают и звенят на все лады; злющий мартовский ветер, укрощенный чуть ли не за ночь, насвистывает о весне — он хоть еще холодит немного спину, но зато солнечные лучи уже припекают лицо, шею и плечи. Робби мечтательно бредет по улице — куртка расстегнута, башмаки не завязаны, из штанов торчит рубашка. Старшая сестра ушла в школу без него, потому что он одевался сегодня гораздо дольше, чем всегда.

Поздно проснулся и все никак не мог вылезти из-под одеяла, сколько его ни тормошила мама. Двадцать минут просидел в уборной, потом добрых полчаса плескался возле умывальника. «Скорей, Робби! Пошевеливайся! Опоздаешь в школу, слышишь? Ковыряешься все утро, будто сегодня праздник. Шнуруй башмаки, зачем же ты их развязываешь? Что с тобой? Пойдешь без завтрака, имей в виду!» По правде сказать, мама всегда понимала его, а вот сегодня что-то нет. Да он и сам себя не понимает.

Папа — мужчина, он тоже когда-то был мальчиком. Он-то, пожалуй, поймет.

И мисс Джозефин не понимает, хоть она самая добрая и самая красивая учительница во всей Джорджии. Когда он и четверо или пятеро других ребят ввалились в класс после звонка, она прервала урок и произнесла целую речь насчет того, как нехорошо опаздывать в школу, из-за этого дети плохо успевают, да и вообще это дурная негритянская привычка, сильно мешающая в жизни. Но она никого не наказала и не задержала после занятий; значит, в конце концов не такая уж она глупая!

На перемене ребята выбежали во двор, прыгали, вопили и неистовствовали, точно дикая, неукротимая орава, век просидевшая в тюрьме и вдруг оказавшаяся на воле. Неподалеку загорелся домик, крытый щепой, но пожарные прибыли слишком поздно; учителя сбились с ног, отгоняя ребят, которые с хохотом вертелись возле пылающего дома и пожарных машин и орали до хрипоты.

Робби прошел через двор в уборную и увидел двух своих лучших друзей — Жирного Гаса Маккея и Бенджамена Реглина. Они устроили там состязание.

— Пари, что я сумею дальше, чем ты!

— На что спорим?

— На что хочешь — на миллион триллионов. А вот и мой друг Робби Янгблад собственной персоной!

В уборной было полно школьников. Это был просто деревянный сарай с длинным стульчаком. Все места были заняты. Жирный Гас, крупный, толстый, широкоплечий мальчишка — обычно про таких говорят «поперек себя шире», — любил задаваться и корчить из себя важную персону. Когда он улыбался, было видно, что у него не хватает одного верхнего зуба, чем не могли похвастать другие ребята.

— Пусть только этот парень сойдет, и я вам докажу! — хвастался Гас— Я чемпион нашей школы. У меня больше воды, чем у всех вас, пари на что угодно!

Бен Реглин не сдавался:

— Ничего подобного! Не больше, чем у меня! Хочешь поспорим, что попаду в любую минуту с такого же расстояния?

Бен был худенький паренек с медной кожей и большими, как у девочки, глазами. Брат хорошенькой Айды Мэй и закадычный друг Робби.

Жирный Гас смотрел на тощего мальчугана, занимавшего место в дальнем конце уборной. Тот морщился, тужился чуть не до слез.

— Ох, и мучается же парень! И если он не поспешит, я все равно начну. Не моя вина, если и обмочу его. Ну, что задумался? — накинулся Гас на испуганного мальчика. — Небось ты не в Плезант-гроувской баптистской церкви! Перепутал адрес, а, малый?

Бен и Робби корчились от хохота. А Гас, как всегда, состроил серьезную мину. Он пригляделся к мальчишке и сказал:

— Незнакомый парень, новенький. Видно, из деревни. Только что приехал в город. Ты из каких мест, солнышко?

— Из Дуб… из Дублина, Джорджия.

— Дублин, Джорджия… А далеко ли от Дублина? Пари, что ты из Катись-Вон!

Мальчуган испуганно и недоумевающе смотрел на Гаса.

— Катись из города и вон из штата! — пояснил Гас.

Ребята хохотали, как сумасшедшие.

— Если он не поторопится и не сойдет, я обмочу его с головы до ног!

Робби перестал смеяться — уж очень противный запах в уборной. Так и лезет в нос.

— Не надо, Гас, ты в самом деле не вздумай! — Робби никогда не знал, шутит ли Гас или говорит серьезно.


Рекомендуем почитать
Сын вора

«…когда мне приходится иметь дело с человеком… я всегда стремлюсь расшевелить собеседника. И как бывает радостно, если вдруг пробьется, пусть даже совсем крохотный, росток ума, пытливости. Я это делаю не из любопытства или тщеславия. Просто мне нравится будоражить, ворошить человеческие души». В этих словах одного из персонажей романа «Сын вора» — как кажется, ключ к тайне Мануэля Рохаса. Еще не разгадка — но уже подсказка, «…книга Рохаса — не только итог, но и предвестие. Она подводит итог не только художественным исканиям писателя, но в чем-то существенном и его собственной жизни; она стала значительной вехой не только в биографии Рохаса, но и в истории чилийской литературы» (З. Плавскин).


Неписанный закон

«Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием…».


Темные закрытые комнаты

Мохан Ракеш — классик современной литературы на языке хинди. Роман «Темные закрытые комнаты» затрагивает проблемы, стоящие перед индийской творческой интеллигенцией. Рисуя сложные судьбы своих героев, автор выводит их из «темных закрытых комнат» созерцательного отношения к жизни на путь активного служения народу.


Всего лишь женщина. Человек, которого выслеживают

В этот небольшой сборник известного французского романиста, поэта, мастера любовного жанра Франсиса Карко (1886–1958) включены два его произведения — достаточно известный роман «Всего лишь женщина» и не издававшееся в России с начала XX века, «прочно» забытое сочинение «Человек, которого выслеживают». В первом повествуется о неодолимой страсти юноши к служанке. При этом разница в возрасте и социальном положении, измены, ревность, всеобщее осуждение только сильнее разжигают эту страсть. Во втором романе представлена история странных взаимоотношений мужчины и женщины — убийцы и свидетельницы преступления, — которых, несмотря на испытываемый по отношению друг к другу страх и неприязнь, объединяет общая тайна и болезненное взаимное влечение.


Мария Стюарт; Вчерашний мир: Воспоминания европейца

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В восьмой том Собрания сочинений вошли произведения: «Мария Стюарт» — романизированная биография несчастной шотландской королевы и «Вчерашний мир» — воспоминания, в которых С. Цвейг рисует широкую панораму политической и культурной жизни Европы конца XIX — первой половины XX века.


Головокружение

Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.