Молодая кровь - [177]
— Ну, так как же вы на этот счет, а, господа белые? — спросил Рэй. — Или соглашайтесь, или проваливайте.
— Мы согласны дать свою кровь, — сказал Оскар с дрожью в голосе, — если врач позволит.
— А что, кровь белых отличается от крови цветных? — смущенным тоном спросил Элвуд.
— Кровь — это кровь, — сказал Рэй. — Неужели ты не понимаешь?
— Гляди за ними в оба! Я им все же не верю! — А чего нам бояться, их же только двое!
В сопровождении четырех негров Оскар с сыном безмолвно и быстро прошли к дому Уилабелл. Рэй поднялся на крыльцо и ввел их за собой в комнату. Рядом с Джо на койке лежал Ричард Майлз — от него переливали больному кровь. Джо снова пришел в сознание и, пытаясь заговорить, что-то невнятно бормотал. Итак, двое белых оказались в негритянском доме среди негров, желающих пожертвовать свою кровь.
— Док, эти люди хотят предложить свою кровь, — сказал Рэй, обращаясь к доктору Джемисону.
Тот пристально посмотрел на белых.
— А это можно, док? — спросил Оскар. — Может белая кровь смешаться с цветной?
Врач переглянулся со своим коллегой. Из кухни вышла Лори. Ричард Майлз присел на койке.
— Такого понятия, как белая кровь и черная кровь, не существует, — объяснил доктор Райли. — Кровь у всех людей красная. Разница только в группах. А кровь не знает цветных барьеров.
Оскар лизнул языком губы.
— Я готов для проверки. А ты? — обернулся он к сыну.
У того на миг даже голос пропал, он поперхнулся и наконец, весь трепеща, ответил чуть слышно:
— И я готов.
— Постойте в сторонке, мы вас позовем, — сказал доктор Джемисон, стараясь говорить спокойно. — Тут еще двое перед вами.
Когда дошла очередь до них, первым проверили Оскара. Он стоял навытяжку, губы его слегка дрожали, лицо то краснело, то бледнело. Сын его вышел вперед, стиснул зубы и лишь слегка поморщился, когда врач проколол ему палец и взял из него немного крови. Потом кровь проверили на стеклянных пластинках, и доктор Джемисон, покачав головой, сказал Оскару:
— Нет, ваша кровь не подходит.
Тот даже не сумел скрыть радость. Сын мельком взглянул на Оскара и, высунув кончик языка, внимательно наблюдал, как исследуется на стеклышке капля его крови.
— А вот ваша кровь подходит, молодой человек, — заявил врач, взглянув на юношу. Тот весь побелел, а врач деловито спросил — Вы готовы, молодой человек?
Юноша стоял как вкопанный, глазами вопрошая отца: «Что же мне делать? Что мне делать? Ты меня. втянул в эту историю!» Но по глазам отца понял, что решать придется самому. Впервые в жизни он почувствовал себя взрослым в полном смысле этого слова.
И Оскар-сын, бледный как полотно, медленно вышел вперед, его положили на койку рядом с большим черным человеком. Добрые глаза Джо слабо улыбнулись. Ресницы дрогнули, и губы шевельнулись, пытаясь что-то произнести. Кровь белого юноши потекла в вену Джо Янгблада. Румянец начал постепенно возвращаться к Оскару. Когда переливание окончилось, он вскочил было на ноги, но голова его закружилась, ноги подкосились, и он снова прилег, чтобы прийти в себя. Потом, когда он уже поднялся с койки, к нему подошла Лори и, пожав обе его руки, сказала: «Да благословит вас бог!» Так она говорила всем, кто отдавал ее мужу свою кровь. Все вели себя так, будто ничего особенного не произошло, только доктор Райли обнял обоих Джефферсонов, как найденных братьев. Смущенный Оскар вышел с сыном на кухню, и сыну дали напиться из общего деревянного ковшика.
Во дворе к ним подошел Роб и пожал обоим руки. Гас Маккей сказал:
— Здорово, Оскар!
Они перемолвились несколькими словами, но Роб не спускал глаз с кухонной двери, все время неотступно думая об отце. Подходили другие люди и тоже заговаривали с Джефферсонами, и ощущение неловкости постепенно сглаживалось; скоро уже и Гас, и Билл Бринсон, и Элмо Томас, и Уилабелл держали себя просто, не смущаюсь.
— Черт! — тихо сказал Элмо. — Если мистер Огл желает, чтоб его жильцы были обслужены, ему, кажется, придется перевезти сюда свою гостиницу!
Гас, сдержанно улыбаясь, сказал Оскару:
— Вы оба мне очень нравитесь. Вы теперь наши друзья. Думаю, что недалеко то время, когда будет еще много таких, как вы!
Младший Джефферсон покраснел.
Вскоре Оскар заявил, что им пора уходить — обоим надо сегодня утром на работу. Они пожали всем неграм руки, прошли в комнату и там распрощались с остальными, а потом пустились в обратный путь по пыльной дороге навстречу солнцу. В голове оставались еще сомнения и путаница, но вместе с тем появилось ощущение чего-то нового, светлого, и отец и сын стали как-то ближе друг другу. Негры, толпившиеся во дворе Уилабелл, смотрели им вслед, пока они не исчезли из виду. Гас покачал головой.
— Молодцы! Мне они нравятся. Надеюсь, что они и потом не будут трусить.
Постепенно разошлись все, кому надо было идти на работу. Часа через четыре, когда было уже около девяти, ясное воскресное утро омрачила свинцовая туча, появившаяся на горизонте; сверкнула молния, басовито зарокотал гром. Роб в это время стоял с друзьями во дворе под смоковницей, хмурый, встревоженный. Он чувствовал себя то взрослым мужчиной, то мальчишкой. И вдруг из дома раздался такой вопль, что было слышно во всем Рокингеме; сердце Роба дрогнуло, внутри все перевернулось. Вопль повторился, потом еще и еще раз; Роб хотел бежать, но не мог оторвать ноги от земли. Все пошли, а он остался. Вопли то замирали, то усиливались, и Роб плакал, не замечая ни людей, ни собственных слез.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.