Молнии - [8]

Однако такие способности, а главное, чересчур богатая фантазия, благодаря которой воображаемое принимается за действительное, а идея — за ее воплощение, опасны тем, что отгораживают вас от окружающего мира и, уж во всяком случае, от людей, которые занимаются претворением ваших мыслей в дело. Вот почему, когда Вестингауз предлагает Грегору в помощь своих сотрудников, это неизменно кончается плохо. Он высокомерно игнорирует чертежи своих ассистентов, предпочитая им свои мгновенные мысленные расчеты, держит их в ежовых рукавицах, пугает внезапными переменами настроения, осыпает упреками и пронзает презрительным взглядом, если они не понимают его достаточно быстро, и выгоняет одного за другим, если они в полном отчаянии не уходят сами. Словом, очень скоро становится ясно, что он предпочитает работать в полном одиночестве, так, чтобы рядом не было ни души, за исключением его бухгалтера.

Впрочем, становится также ясно, что он вообще предпочитает жить в одиночестве, смотреться в зеркало, а не глядеть на других, и обходиться без женщин, которым он очень нравится, ведь он весьма привлекательный, сильный, высокий мужчина, в высшей степени элегантный и красноречивый, ему нет и сорока, — в общем, лакомая добыча. Ему, конечно, не безразличен тот факт, что окружающие дамы добиваются его благосклонности, хотя он любит их не больше, чем окружающих мужчин, но, похоже, в данный момент он не намерен подпускать их ближе, чем ему хочется. Однако и этот факт объясняется кое-какими специфическими чертами его характера.

Характера совершенно невозможного, взять хотя бы две его особенности, которые всецело владеют Грегором, не оставляя места для чего-то другого. Во-первых, это паническая боязнь микробов, бактерий и прочей заразы; она заставляет его исступленно, без конца мыть и чистить все окружающие его вещи, не доверять эту задачу посторонним, мыть руки перед самой уборкой и после нее. Во-вторых, это мания все считать, считать непрерывно — всепоглощающее занятие, обладающее для Грегора непреложной силой закона. Считать булыжники мостовой, ступеньки лестниц, этажи небоскребов, считать свои собственные шаги, всякий раз сравнивая их количество с чужими шагами, считать прохожих на улицах, облака в небе, деревья в скверах, птиц на этих деревьях и опять-таки в небе, а среди них, конечно, голубей — их он всегда считает отдельно.

Единственное, что Грегор не считает, это деньги, как будто мания счета на них не распространяется, отсюда и возникает необходимость в постоянном присутствии бухгалтера: самому Грегору не до того. Ибо его счетная деятельность отнимает у него массу времени, тем более, что это не просто механическая процедура, нет, она затрагивает и его эмоциональную сферу: каждое из бесконечного множества чисел, заполоняющих мозг Грегора, внушает ему особое чувство, имеет свой определенный вкус, свою оригинальную окраску, но ни одно из них не пользуется у Грегора такой горячей любовью, как числа, делящиеся на три, — вот поистине прекрасное и, как известно, магическое число. Все, что делится на три, по мнению Грегора, несравненно лучше остального. Ничто так не любезно его сердцу, как число, кратное трем.

9

Электрические казни животных, продемонстрированные на всех уличных перекрестках, перед тем как попасть на первые киноэкраны, поначалу вызывают у зрителей довольно бурные эмоции, спустя какое-то время — более умеренные, а вскоре становится ясно, что даже слоновьи экзекуции себя исчерпали. Людям быстро все приедается, такова уж человеческая природа… В связи с этим Эдисон и его «Дженерал электрик» начинают раздумывать, не испытать ли действие переменного тока на человеческом существе, ибо подобная акция, будучи весьма эффектной и зрелищной, произведет сильнейшее впечатление на умы и убедит публику в опасностях, таящихся в токе. Остается немногое — найти подопытного добровольца.

Надо сказать, что добровольцы не спешат стать в очередь на эту мгновенную жертвенную смерть. После долгих поисков и опросов, проведенных в различных богоугодных заведениях вроде приютов, ночлежек и клиник, после длительных бесед с меланхоликами, уставшими от жизни и уповающими на веревку, стрихнин, падение с крыши, старый добрый кольт сорок пятого калибра или более современный браунинг 7,65, выясняется, что ни один из потенциальных самоубийц не намерен прибегать к помощи электродов. Приуныв, Эдисон и компания уже готовы отказаться от своего замысла, как вдруг их осеняет: есть место, где можно найти идеального подопытного!

Их первый клиент, некий Уильям Кеммлер, — арестант, содержащийся в тюрьме Синг-Синг, куда его препроводили после того, как он зарубил топором свою сожительницу. Подобное обхождение с женщиной в цивилизованном обществе не приветствуется, преступника не оправдывает даже то, что он совершил убийство в состоянии опьянения. Сочтя, что разделывать топором любовниц не принято, судьи приговорили его к смерти, с каковым вердиктом согласился и сам Кеммлер.

До сих пор преступника в таких случаях вешали. Однако Эдисон, пользуясь своими связями, убеждает начальство, что его новая система более человечна, нежели пошлая виселица, более скора на расправу, более гигиенична и менее мучительна, и добивается разрешения привезти свое устройство в исправительную тюрьму. Посчитав, что процедура такой казни требует хотя бы минимального комфорта для жертвы, организаторы решают, что их клиенту удобнее будет сидеть; поэтому сокамерникам Уильяма Кеммлера приказано срубить ни в чем не повинный дуб, росший во дворе тюрьмы, распилить его и сделать из древесины подобие кресла. На нем укрепляют два электрода, обмотанные влажной махровой тканью и соединенные с динамомашиной модели Вестингауза, добытой неправедными путями. И вот в один августовский день, в шесть утра, в комнате, освещенной, как ни парадоксально, газовыми рожками, в присутствии двадцати свидетелей — журналистов, священников и врачей — Уильяма Кеммлера усаживают в это новенькое кресло.