Молли - [54]
– Бетси, потому что мы по-прежнему сестры по крови, а кроме того, дневник, можешь ли ты поверить, она будет крестной матерью моего ребенка!
Четверг, 25 декабря 1952 года
С Рождеством, дневник!
Я так устала. Мы встали утром и пошли к родителям Боба еще до церкви. Они подарили нам детскую колясочку и колыбельку. Его мама даже связала носки для меня и для младенца.
Мама Боба научила и меня вязать, так что я связала ему пару носков с цветными ромбиками. Один немного длиннее другого, но он был так мил – немедленно надел их.
Я думаю, что съела слишком много мясного пирога. Малышка Бетси весь вечер не дает мне покоя. Она толкается так, словно бегает трусцой у меня в животе. Боюсь, она станет терзать меня так же, как я терзала бедную маму.
Всю последнюю неделю я почти не спала – думаю, это от волнения. Сейчас я пытаюсь уснуть. Но все время слышу хор, который пел сегодня утром в церкви: «И внутри нас зарождается жизнь…» Боб, дитя эдакое, спит сном младенца.
Осталось уже недолго. Младенец Иисус, помоги мне стать хорошей мамой для Бетси!
Долгие годы, думая о Молли, я пыталась найти какой-то смысл в том, что с нею случилось. Я теперь знаю то, чего не знала девочкой – но, даже если бы я рассказала своей матери о миссис Лиддел, лейтенанте Джонсоне и Томми Дифелисе, судьба Молли вряд ли изменилась бы. Так или иначе, миссис Лиддел уехала бы из Чарльстона в Итаку, чтобы избежать скандала. Молли была бы похищена, изнасилована и убежала бы. Конец тот же – смерть, смерть, смерть.
Я теперь знаю также, что паралич Уилла и тюремное заключение Дика никогда не принесут мне покоя.
И сейчас, уже будучи старухой, я наконец поняла то, что Молли поняла много лет назад. Я вижу это в ее мечтах о дочери. В маргаритках, которые она собирала, чтобы поставить себе на стол. В спокойной любви к Бобу.
Сама Молли дала мне ответ на мой вопрос. Сейчас, когда я читаю ее последние записи, ее последнее письмо ко мне, меня удивляет, как мало во всем этом горечи. Она ликует. Она и Боб богаты. У них есть дом. У нее есть родственники мужа, которые ее обожают. Она хочет скорее стать матерью, научить свою дочку плавать на каноэ, танцевать и петь. Хочет рассказать ей о прошлом.
Иногда я гадаю – что именно она бы ей рассказала.
Я бы рассказала о том, как мы ходили кататься на коньках. Или, может быть, о тех временах, когда мы помогали миссис Лиддел развлекать солдат. И уж конечно, я рассказала бы о ночах, которые мы провели с доктором Лидделом, отцом Молли, поджидая вражеские самолеты, о танцах со скелетом и о препарированных лягушках. В свое время, возможно, я рассказала бы о Томми Дифелисе. Я думаю, что рассказала бы о том, каково было танцевать с Молли, ехать на мотоцикле Томми.
Я бы рассказала о том, что такое быть девочкой, испытывать странное ощущение, которое охватывает тебя, словно грипп, – вспыхнувшие щеки, слабость в коленях, головокружение. Я бы рассказала, как чувствуешь себя, когда тебя захватит чей-то единственный взгляд; одно прикосновение – и ты ощущаешь себя королевой, которая может управлять всем миром одним движением мизинца, уголком глаза.
Я бы рассказала о том, что девушка никогда не должна расставаться с этими ощущениями – они снисходят на нее, окружают ее, словно мантия, и она должна всегда испытывать их, потому что они принадлежат ей по праву рождения. Ей не суждено стать деревом, коровой, флейтой – девушке суждено стать женщиной, чье тело расцветает и чья кровь поет, поет в своем собственном ритме о своих желаниях, запретных удовольствиях и восторгах.
Моя жизнь была длинной и благословенной – не то что у Молли. Когда умер мой отец, я стала старшим партнером в его фирме. Жила я хорошо, много работала. Лето проводила во Франции, а иногда и зиму тоже.
А в последнее время, хотя я никогда не была замужем, я стала встречаться с одним поэтом. Никогда не доверяла поэтам. Никогда не доверяла также адвокатам, бизнесменам и академикам.
Поэту семьдесят два года, у него шикарная грива, как у льва. Он ходит в поношенных, протертых на коленях вельветовых брюках и в твидовом пиджаке с замшевыми заплатками на локтях. Он курит трубку. Руки у него грубые, не похожие на руки поэта – не белые, с короткими пальцами, красными и упругими, как сосиски Без очков он совершенно ничего не видит и забывает, когда и где мы договорились встретиться.
Я прощаю его. Однажды в темноте театра я держала его руку в своей. Иногда он паркует машину где-нибудь в безлюдном, тенистом местечке, расстегивает мою блузку и сует руку внутрь. Тогда я поднимаю подол его рубашки и пробегаюсь пальцами по поясу брюк. Мягкие седые волоски на его коже щекочут мне руку. Я чувствую, как приподнимается и опускается его живот – как мой собственный.
Я не соглашаюсь на его предложения поселиться вместе в моем доме, потому что таким образом можно сэкономить на хозяйстве. Но думаю о том, что надо, пожалуй, как-нибудь оставить его на ночь. Может быть, я так и сделаю. Завтра.
Когда я захожу в дом, расставшись с ним, то часто вижу Молли на кухонной табуретке – она прихлебывает вишневую коку и ест огромный кусок яблочного пирога. Она поправляет мне блузку, выбившуюся из-под ремня на талии, убирает волосы со лба. И я знаю, что она все понимает.
Политический заключенный Геннадий Чайкенфегель выходит на свободу после десяти лет пребывания в тюрьме. Он полон надежд на новую жизнь, на новое будущее, однако вскоре ему предстоит понять, что за прошедшие годы мир кардинально переменился и что никто не помнит тех жертв, на которые ему пришлось пойти ради спасения этого нового мира…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.