Молитва за отца Прохора - [66]

Целый день до вечера мы ехали через Венгрию. Последний большой город, насколько я помню, был Сомбатхей. После него поезд въехал на территорию Австрии, мы поняли это, читая надписи на станциях. Границу мы пересекли ночью и почти всю ночь ехали, останавливаясь ненадолго. Ехали мы и весь следующий день до обеда, все время двигаясь вдоль Дуная. Это был третий день нашего пути.

Наконец поезд остановился у какого-то городка. По поведению наших сопровождающих мы поняли, что прибыли к цели. Кто-то прочитал название города: «Маутхаузен!» Страшное слово переносилось из уст в уста. Люди повторяли его, содрогаясь от страха. Словно стрелу пустили прямо нам в сердце. Все уже были наслышаны об ужасах этого лагеря. Значит, нас не повезут в Германию, мы остаемся в Австрии! С трудом ворочая запекшимся языком, люди говорили:

– Это наша могила!

– Нас ждет газовая камера.

– Здесь мы найдем свой конец.

Двери вагона с грохотом отворились. Раздались крики: «Raus! Loss, loss!» Эти слова теперь нам предстоит слышать ежедневно. С узелками в руках мы вышли на перрон. Нас построили в колонну по два и погнали вперед. Мы едва держались на ногах, а они гнали нас все быстрее, многие падали.

Когда мы шли по улицам этого города, прохожие нас обзывали, швыряли камнями, били палками, плевали. Показывали на небо, куда скоро отправятся наши души. Заключенных, которые отвечали им тем же, немцы били. Одного из наших, Славка Гуджулича из Каоны, прохожий ударил камнем, тот швырнул этот камень обратно. Эсэсовец подошел к Славку и убил его на месте. Но среди злых людей всегда найдется и добрая душа. Одна женщина Божидару Митровичу, опять ему, видно потому, что он был совсем еще мальчик, тайком сунула рогалик. Он его спрятал в карман.

Когда мы проходили через парк, вдруг увидели фонтан, вода в нем била из двух трубок. Обезумевшие от жажды люди бросились к нему, с риском для жизни. Пока они жадно пили, раздались выстрелы, и двое несчастных в лохмотьях остались лежать рядом с журчащей водой. Их ухватили за ноги и за руки и унесли куда-то, как падаль. Не знаю, кто они, были не из нашего края.

Выйдя из города, мы пошли вдоль рощи по дороге, уходившей в поля. Мы сразу почувствовали странный запах, как будто жарится мясо. Этот запах, правильнее сказать, смрад, стелился по полям и лугам. Из-за рощи показался самый страшный символ преступлений против человека – широкая и низкая труба, из которой валил густой дым. Крематорий!!! Он был от нас на расстоянии нескольких километров. У меня в ушах зазвучали слова Вуйковича на месте казни в Яинцах: «Ты отправишься туда, где душа медленно выходит из человека, превращаясь в дым, а потом, через трубу, прямо в небеса, в рай!» Так вот она, эта труба! Мы направляемся прямо к ней.

Милое Елушич, который шагал рядом со мной, шепнул мне:

– Ты видишь это, отец?

– Вижу.

– Выйдет ли отсюда хоть кто-нибудь живой?

– Это только Господу известно. Кто не выйдет через ворота, выйдет через эту трубу. Третьего пути отсюда нет, Милое мой.

Милое замолчал. И все остальные тоже шли молча, с узелками через плечо. Среди них шел и я. Как когда-то в восемнадцатом году я шел из Варны по оккупированной сербской земле, неся в заплечном мешке головы моих погибших товарищей. Но разница была огромная. Тогда я шел от земного ада к свободе, а сейчас, в сорок третьем, из одного адского пекла в другое, из которого, скорее всего, мне уже не выйти живым.

Мы едва передвигали ноги, а бездушные мерзавцы требовали, чтобы мы ускорили шаг. Они торопились поскорее прибыть на место, до которого мы бы хотели никогда не добраться. Каждый из нас мечтал, чтобы эта дорога через австрийские поля тянулась до бесконечности. Ветер дул нам прямо в лицо, донося запах сожженных человеческих тел. Дым разъедал нам глаза, и так ничего не видящие от голода, жажды и усталости. В частичках черного дыма заключалось последнее, что осталось от сотен тысяч, от миллионов мучеников, которые расстались с жизнью самым ужасным образом. Чем ближе мы подходили, тем выше поднимались перед нами корпуса с высокими караульными вышками. Кто-то падал, не в силах продолжать путь. Вопреки ожиданиям, их не убивали, а заносили в грузовик, следовавший за нами. Видимо, не хотели дарить несчастным легкую смерть, когда могли вынимать душу понемножку. Люди падали не только от слабости, но и от страха перед тем, что представало перед нами. Наша колонна была очень длинной, и больше половины ее составляли евреи.

Наконец мы достигли ворот лагеря. Это было низкое и широкое строение, с башней посередине, под куполообразной крышей, на которой стояли часы и огромный прожектор. Над самым входом были написаны слова, которые тогда я не понял: «Arbeit macht frei». Труд освобождает. В колонне по два мы проходили в ворота смерти, где нас ждал ад на земле. На входе нас встречала шеренга офицеров СС. Их хмурые лица не обещали нам ничего хорошего.

Когда я 08.10.1943 года прибыл в Маутхаузен, я не мог ожидать, что проведу здесь полтора года и что я выйду отсюда живым. Уже третий раз в своей жизни я входил в лагерь смерти. Этот лагерь был вблизи Дуная, в пятидесяти километрах восточнее Линца.