Моление о метле - [4]

— Ух! — выкрикнул боярин и зажал себе уши.

— Это турецкое войско в поход собирается! — догадался Ванюшка. — Стрелец Петрушка Беспробудный сказывал — как идут в поход, в тулумбасы бьют и шум на семь верст подымают, чтобы враг бежал!

— Нет, — сказал Никишка, — это не на войну они идут! Гляньте!

Сверху свисали длинные черные портища. В просвете меж ними путешественники увидели эмиров гарем. Полуголые девки отплясывали в ярко освещенном покое под грохот, высоко задирая ноги.

— Батюшки, до чего тощи… — прошептал потрясенный Ванюшка.

Боярину, более двадцати лет назад повенчавшемуся на самой дородной девке, какую только могли сыскать свахи, дородство, видать, поднадоело.

— Ух! — воскликнул он, глядя на трясущих прелестями девок. — Ух!..

И вдруг он увидел посреди их хоровода свою боярыню. Кто-то выпихнул ее в покой, и она ошалело вертела головой, боясь шаг ступить.

— Стоп-стоп-стоп! — загремел нечеловеческий голос. — Почему боярыня без подноса?

Грохот смолк, девки остановились.

— Авессалом, ставь на поднос бутылки, да с умом! — велел громоносный голос. — На первый план «Президентскую», они сразу за рекламу платят! Камера! Наезжай!

Тут раздался визг.

Визжала полуголая девка, которую боярин радостно облапил.

Дальше началось столпотворение.

— Моя! Мне ее эмир в гарем пожаловал! — вопил боярин, держа девку одной рукой, а второй — размахивая тяжелым посохом. — Эмирово подаренье отнимать не позволю!

На него наскакивали невесть откуда взявшиеся люди, одетые, надо думать, эмировыми евнухами — кто ж еще может состоять при гареме?

Начались суматоха, околесица и кутерьма — все разом. В путешественников летели стулья. Два молодца отбивались саблями. Вдруг вызванный турками шайтан ударил в боярина тугой и толстой водяной струей. Струя пошла гулять, лупя по боярским деткам, кожаному мужику и приблудившимся молодцам. Била она больно.

Пришлось отступить в какие-то мрачные закоулки.

Наконец путешественники оказались в помещении, где висела одежда всех видов и размеров, и немецкая, и турецкая, и с самоцветами, и с перьями. Там кое-как перевели дух.

— Ух, — сказал боярин, не отпуская девкиной руки.

— Я те дам гарем, ирод окаянный! — с этим криком боярыня нанесла супругу изрядную оплеуху.

И быть бы супружеской драке, но следующая оплеуха поразила отнюдь не боярина, а невесть откуда взявшегося недоросля, годков этак восемнадцати. Он как-то так ловко случился меж боярином и боярыней, что схлопотал мощный удар и, пролетев шага два, прилип к стене.

— Ты еще отколь взялся? — спросил недоросля Ванюшка.

— Я простой советский попаданец, — плача, отвечал тот. — Ученик краснознаменного кулинарного техникума имени товарища Оливье… Мне из восемьдесят первого года в сорок первый… Мне мотострелковую дивизию из окружения вывести, еще Ленинградской блокады не допустить, а в сорок втором Генштаб возглавить!..

— Наш человек, — мрачно заметил подвешенный за шиворот двумя богатырскими ручищами кожаный мужик.

Глава 6

— Какая тебе блокада? Айда с нами на гражданскую! — уговаривали кулинарного ученика красногвардейцы с обнаженными саблями.

Эти сабли несколько смущали боярских сынков — оружие полагается таскать в ножнах и подвешенным к поясу, а как раз ножен у этой парочки и не было.

— Сперва бы вылезть отсюда, — шептал братцам Ванюшка. — Наделали мы беды! В эмирский гарем сдуру вломились…

— Да еще батюшка…

Боярин как ухватился за девку, так и не отпускал. На тонкие намеки сыновей и рыдания супруги отвечал кратко:

— Кыш!

Кожаный мужик, которого поставили на пол, но шиворота не отпускали, вертел головой.

— А вот окошко! — сообщил он. — За портьерой. Бизончики, пока нас лассами не повязали, уходим в окошко, а?

И точно — задернутое дерюжное портище скрывало довольно большое окно.

— Не может быть, чтоб слюда, — сказал Никишка. — Цены ему тогда нет.

— Стекло, — объяснил кожаный мужик.

— Стекол столь огромных не бывает!

Мужик показал на оконную ручку и объяснил, как ее нажимать. Внизу оказалась трава, прыгать было невысоко, и более всего хлопот доставила боярыня. А боярин выскочил с девкой в охапке, неожиданно ловко, как юный стольник, которого по государеву приказу учат всяким татарским конным штукам, вроде прыжка с седла на седло.

— Куда теперь? — спросил Илейка.

— На гражданскую! В сорок первый! Искать Айгульгуль Бизонью дочь! — вразнобой ответили ему.

Решили для начала отойти подальше от эмирова дворца.

— Если умом рассуждать, то лучше выйти к экспресс-проколу, может, еще не все там затянуло, — предложил кожаный мужик. — Там, если что, и спрятатулиться можно.

— И ты через экспресс-прокол? — спросили мнимые красноармейцы. — Он что, в обе стороны работает?

— А вы не знали?

— Не-е, мы на гражданскую — навсегда… заради победы коммунизма…

Пришлось опять переходить черную дорогу. Кожаный мужик объяснял некое загадочное устройство, которое поможет выбраться на войну и кулинарному ученику, и красноармейцам. Понять его было совершенно невозможно.

Уже почти дошли до того места, где боярин с семейством вышли из махины, а кожаный мужик возник ниоткуда, окруженный остаточным ореолом, и тут в глаза путешественникам ударил луч.