Молчание золотых песков - [70]

Я вспомнил, как меня ребенком брали на охоту и как мой дядя обмазывал куропаток глиной и клал в горячие угли, пока сырые шарики не обжигались до твердого состояния. Когда он их разбивал, перья и кожа оставались прилипшими к глине, а от мяса исходил пар. У меня к горлу подступила кислота и застряла там, потом медленно опустилась обратно.

— А если сегодняшняя проверка покажет еще больший вандализм? — спросил я.

— Вы бесполезно тратите свое время и силы, опровергая очевидное, Макги. Им придется отодвинуть с помощью бульдозера вашу братскую углеводородную могилу к могиле Гарри. Разумеется, в резервуаре сейчас жарче, чем будет к утру. — Он отошел в сторону. — Вот этой рукояткой пользуется прораб. Операция производится вручную. Если я поверну ее в сторону…

Он отвел рукоятку и тут же вернул ее. Черный шар размером со среднюю куропатку ко Дню благодарения выпал из бункера, открыв заслонку, и с шумом упал на запятнанный бетон, превратившись в безобразную черную лепешку размером фута четыре в поперечнике, тонкую по краям и вздутую в центре. Пара свисающих черных нитей опустились на лепешку сверху. Голубой дымок устремился от нее вверх. Мейер издал слабый звук, в котором смешались боль, злость и покорность. Лепешка упала слишком близко от него, обрызгав горячими черными нитями подбородок, щеку и ухо. В тишине я различил отдаленную мелодичную песню полевого жаворонка и раскатистый звук реактивного самолета и почувствовал сладкий, густой, знакомый с детства запах горячего вара.

Когда Мейер заговорил, голос его был таким спокойным, что сразу стало понятно, как он близок к срыву.

— Могу подтвердить. То, что вываливается, очень горячее.

— Там вряд ли есть какой-то заполнитель, — сказал Пол, — способствующий быстрому охлаждению и затвердеванию. Тревис, пожалуйста, поверните Мейера и поставьте его в центр того круглого пятна, хорошо?

Не знаю, что послужило причиной изменений во мне. Они начались еще до лугового жаворонка, но были каким-то образом связаны с ним. Когда едешь на машине по Техасу, вокруг столько жаворонков, которые сидят на кольях изгородей и поют, что иногда кажется, что вокруг стоит непрерывный нежный серебряный звон. Теперь луга молчат. Жаворонки питаются жуками, вскармливают ими птенцов. Жуки пропали, и луговые жаворонки пропали. И мир стал таким странным — и становится все более странным. Мир, который плодит полов диссо вместо жаворонков.

Так что каким-то образом рискуешь меньше, потому что потерять такой мир — значит ничего не потерять. Я знал, что моя голова все еще работает плохо. Она напоминала мотор машины, который надо отрегулировать. Включите скорость — и он зачихает, задрожит и заглохнет. Надо прибавлять скорость постепенно. Мне было любопытно: как моя голова поведет себя при таком стрессе? Любопытство сменилось странным щекочущим удовольствием, которое поднималось все выше и разливалось все горячее, формируясь где-то в чреве и подкатываясь к плечам, шее и груди.

Мне было знакомо это чувство. Я почти забыл его. Это случалось и раньше, когда я открывал последнюю карту и понимал, что партия проиграна. Я беспрестанно работал запястьями в том зазоре, который оставил себе, сгибая и разгибая крошечный соединительный кусочек проволоки, и это стало вдруг делать легче, потому что проволока начала ломаться.

Огромная радость предвкушения возникает не от мысли, что появился реальный шанс, а от сознания того, что можно использовать его, не думая о том, выиграешь или проиграешь. По счастливой случайности Диссо выбрал плохую проволоку. Случается, что ребенку так не терпится схватить мышку, что он дает шанс одной из них его укусить.

Проволока на запястьях лопнула, когда я протянул руки к Мейеру, чтобы передвинуть его.

— Сможешь откатиться? — спросил я его так тихо, что Пол не услышал. Мейер кивнул. — По моему сигналу откатись налево, побыстрее и подальше.

— Что вы там шепчетесь? — возмутился Диссо. — Не смейте ничего говорить так, чтобы я не слышал!

— Осторожно, дорогой, — сказал я ему. — Вы все больше нервничаете. Подобные девичьи вспышки раздражения совершенно неуместны.

Он немедленно притих и схватил свой алюминиевый стержень.

— Это ничего вам не даст, даже не пытайтесь воспользоваться этим. Вы разочаровали меня, недооценив моих возможностей.

Я посмотрел в сторону и тут же перевел взгляд на него. Уверенности в успехе не было.

В секунду, когда он повернулся, я сделал размашистый шаг, и проволока, стягивающая мои лодыжки, сразу же лопнула. Диссо услышал это и повернулся, но, как только он взмахнул своей алюминиевой битой, я оказался возле него и крикнул Мейеру, чтобы тот откатился.

Все было как во сне. Я понимал, что отшвырнул его в угол, который образовывали перекрещенные опоры резервуара. От непомерных усилий у меня все помутилось в голове. Это были подмостки сцены. Кто-то дергал за ниточки большую куклу, заставляя ее подпрыгивать и колыхаться. Иногда подбородок этой куклы ударял меня по плечу. Она размахивала своими набитыми опилками руками. Я стоял неуклюже, слегка согнув колени, и качался слева-направо и назад, помогая себе икрами ног, бедрами, крестцом, спиной и плечом, стараясь, чтобы мой кулак пробился сквозь опилки к хрящу и диафрагме за ним.