Молчание желтого песка. Смерть толкача - [29]

— Дорогой, мне очень не хочется, чтобы ты отвлекался от работы на разные пустяки. Кроме того, прогноз погоды на ближайшие пять дней просто отвратительный. Так что, может быть, всё к лучшему.

— И ты не устроишь мне скандал?

— За кого ты меня принимаешь? Знаешь, не очень-то приятно слышать подобные вещи. Я не избалованная сучка, которая визжит по пустякам, отчаянно скандалит и, чуть что, принимается топать ногами. Понимаешь, я уже давно выросла. И терпения у меня гораздо больше, чем ты думаешь. Я достаточно долго ждала, чтобы заполучить тебя в собственное распоряжение.

— Я скоро вернусь.

— Я жду тебя, дорогой. Гренада?

Привычка к осторожности — почти рефлекс. Никогда не говори людям того, что они смогут рассказать не тому, кому надо.

— Нет. Сан-Хуан.

— Понятно. Впрочем, сейчас на Гренаде, наверное, совсем пусто. В Пуэрто-Рико в это время года наверняка гораздо веселее. Ты не планируешь немного поразвлечься с ней, Трэвис? Как в старые добрые времена?

— Вообще-то не собирался, но кто знает, как сложатся обстоятельства.

— Ну, знаешь! Ты самый…

Я уже приготовился к тому, что сейчас разразится скандал, но Джилли справилась с собой — ей это далось с большим трудом.

Сейчас, находясь на высоте пяти миль над Кубой, я раздумывал о том, что, может быть, для нас обоих было бы лучше, если бы я ясно дал ей понять, что никогда не стану её комнатной собачкой. Не знаю, было ли мое молчание трусостью, или просто в глубине моей души живет гнусный сукин сын, который считает необходимым держать кое-что про запас, так, на всякий случай.

Командир нашего самолета, похоже, очень доброжелательный и симпатичный парень, предложил нам всем взглянуть на Кубу. Я следовал правилу, давным-давно установленному мистером Макги для международных путешествий — летел первым классом, сидел один, к тому же ещё и у окна по правому борту. Я летел на самолете британской авиакомпании, обслуживающей Вест-Индию. Как правило, такие самолеты очень комфортабельны.

Был ясный, солнечный день. Расчерченные, словно картинка в учебнике геометрии, поля Кубы ничем не отличались от любых других полей на любом другом острове, если смотреть на них с воздуха. Мы летели вдоль южного побережья, и море поражало разнообразием красок от светло-золотистого до лавандового и даже кобальтового.

— Сэр? — окликнул меня мелодичный голосок — молоденькая, хрупкая смуглая девушка с шапкой роскошных блестящих черных волос, высоким лбом и расчетливо невинными голубыми глазами, стюардесса. Её бархатная кожа была немного светлее какао. Садясь в самолет, я обратил на неё внимание — у неё были потрясающие ноги. — Вы летите?…

— На Барбадос.

— Ах, да. Спасибо, сэр. Хотите чего-нибудь выпить?

— Последний раз, когда летел на самолете этой авиакомпании, я пил замечательный свежий апельсиновый сок…

— О да, конечно.

— Тогда, пожалуйста, с водкой, если можно.

— Минутку, сэр. Благодарю вас, сэр. — Она ослепительно улыбнулась мне и умчалась прочь.

На островах всё меняется точно так же, как и везде. Консервативные политики и белые бизнесмены пытаются убедить вас, что с расизмом покончено, что к белым и черным здесь относятся совершенно одинаково и они живут рядом, счастливые установившимся между ними взаимопониманием и состраданием.

Но наиболее престижные здесь работы, особенно те, на которых заняты женщины — стюардессы, кассиры в банках, продавцы в специализированных магазинах, официантки в ресторанах, — почти наверняка отданы тем, У кого кожа, благодаря давнему смешению рас, светлее, чем у других. Конечно, иногда такую работу дают тем, у кого по-настоящему черная кожа, но это случается крайне редко. А ведь именно самые черные из черных составляют примерно семьдесят пять, а то и восемьдесят процентов населения островов Вест-Индии.

У оставшихся двадцати процентов кожа заметно светлее, у некоторых почти белая. Чем светлее кожа, тем лучше жизнь. Лучше же всех живут белые. На один аспект кубинской революции принято закрывать глаза — на то, с какой радостью чернокожее население приняло новый порядок. Дискриминация процветала здесь не меньше, чем везде. Черная Куба приняла бы любой новый режим, только пообещай равенство. И не надо быть Хрущевым или Мао. Народ Кубы поставил бы на каждом углу памятники громадному зеленому марсианину, знай он, что пообещать.

Удивительным, мгновенным и имеющим непосредственное отношение ко мне результатом расовых предрассудков на островах было то, что светло-шоколадная стюардесса с длинными ногами повела себя так, будто мы с ней принадлежим к одному классу. Мы оба были из правящей элиты. В её изумительно голубых глазах сияла дружелюбная и соблазнительная улыбка. Другая девушка, с кожей такого же цвета, но являющаяся гражданкой Соединенных Штатов и работающая на какой-нибудь местной авиалинии, попытается сделать всё возможное, чтобы распрямить тугие завитки своих волос, улыбнется, точно как предписано правилами авиакомпании, будет чрезвычайно корректна, но глаза у неё останутся пустыми и холодными, словно льдинки зимой, а в глубине её души шевельнется взлелеянная поколениями враждебность ко мне как к символу угнетения; она никогда не отнесется ко мне как к человеку, живущему в том же, что и она, несправедливом мире и старающемуся пройти через годы с достоинством и заботой о других.