Молчание в октябре - [49]

Развалины почти не просматривались за деревьями и разросшимися кустами в палисаднике. В одном месте крыша дома и этажные перекрытия обрушились, и сквозь образовавшиеся отверстия видны были обрубки балок, щебень, обломки кирпича. Я не раз уже обследовал эту полуразрушенную виллу, идя домой из школы или по воскресеньям, когда раскатывал на велосипеде по безлюдной тихой дороге. Я мог часами сидеть на старом, заплесневелом диване, греясь на солнце или наблюдая, как дождь беспрепятственно проникает через дыру в крыше, прибивая пыль и образуя темные пятна между битым стеклом, обрывками обоев и разбитыми оконными рамами. Вилла находилась в конце проселочной дороги, и за ней сразу же открывалась лесная лужайка. Лес уже начал вторгаться в заросший, запущенный сад, а ветер заносил семена через отверстия окон и крыши, так что трещины, образовавшиеся в бетонном полу погреба, стали еще более расширяться под натиском разветвляющейся корневой системы растений. Зеленые стебли разрастались между обвалившимися досками пола, пробиваясь к обрывкам обоев на стенах помещения, которое когда-то было гостиной. Пройдет два-три лета, и они дотянутся до осыпающейся штукатурки на остатках потолка. Когда я впервые прислонил свой велосипед к покосившемуся штакетнику изгороди и пошел к дому, продираясь сквозь высокую траву, во мне вдруг возникло ощущение, что за мной кто-то наблюдает. В густых зарослях за изгородью показались посреди листвы развалины виллы, зияя черными провалами ободранных окон, которые уставились на меня, точно пустые глазницы черепа. Я полез внутрь сквозь эти отверстые глазницы и, оказавшись под обрушившимися стропилами, пошел, балансируя по краю широкого кратера в полу, то ослепляемый солнцем, то ощупью в полутьме.

Лестница, ведущая на верхний этаж, была почти невредима, и я двинулся по коридору с дверями, которые с одной стороны открывались прямо наружу с той стороны дома, которая разрушилась окончательно. В самом конце коридора была комната, которая, если не считать дыры в потолке, сохранилась вполне сносно. Здесь-то и стоял диван между стенами, увешанными полками, на которых еще осталось несколько книг в заплесневевших кожаных переплетах, с пожелтевшими, изъеденными червями страницами, покрытыми пятнами сырости. На полу я нашел полусгнившую позолоченную раму без стекла, обрамлявшую старую фотографию некогда белого, а теперь пожелтевшего парохода с высокой, скошенной назад трубой. Пароход стоял на якоре в сероватой морской воде неподалеку от берега с серыми пальмами, обрамлявшими картину своими изогнутыми стволами и обтрепанными листьями. Я нашел также воду. Старый, потрескавшийся резиновый шланг лежал свернутый под стеной дома. Оказалось, что он прикреплен к водопроводному крану, скрытому зарослями плюща. Как ни странно, кран не заржавел окончательно, и я был вне себя от радости, когда увидел, как брызнувшая струя из ржаво-красной превратилась в прозрачную и сверкнула в лучах солнца, точно начищенное до блеска серебро.

Сперва меня просто забавляла мысль о том, что я нашел место, где могу укрыться, место, о котором кроме меня никто не знает. В течение нескольких предыдущих недель я незаметно утаскивал из дома родителей разные необходимые вещи — книги, консервы, несколько пачек печенья, кухонную утварь, спальный мешок, транзистор и штормовой фонарь. Я обнаружил, что смогу уместиться на покрытом плесенью диване, если буду лежать на боку, согнув ноги. Это будет постель для меня. Светлые часы дня я использовал на то, чтобы устроиться, а когда наступили сумерки бывшая библиотека виллы стала почти похожа на дом. Я подбадривал сам себя, слушая по транзистору концерт Брамса, потом нагрел на примусе жестянку с томатным супом. Итак, я все же сделал это. Я ушел из дому, мой замысел воплотился в действительность. И все-таки мне трудно было заснуть здесь в первую ночь. Я долго лежал, прислушиваясь к далекому шуму автомобилей на шоссе и к возне мышей под полом и пытаясь различить созвездия на небе. Несмотря на тщательные приготовления, я кое о чем не подумал, например о туалетной бумаге. Она понадобилась мне утром, когда меня разбудил яркий луч солнца, от которого заблестели капельки росы на моем спальном мешке. Я отправился в густую траву, доходившую мне до колен, и в последующие дни я всякий раз выбирал другое место. Не прошло и недели, как я побывал везде вблизи дома и вернулся обратно к исходному пункту. Но к этому времени экскременты уже засохли и не издавали никакого запаха, а остальное довершила земля. Мои штаны намокли от росы, когда я в первый раз пошел по тропке в заросли, подняв руки кверху, чтобы не уколоться о шипы и не обжечься крапивой. Сидя на корточках в глубине сада, я глядел на дом и представлял себе, что окно в мое новое жилище — это квадратный зрачок, который смотрит на меня не мигая. Я не взял с собою школьный ранец, и моя забывчивость помогла мне принять окончательное решение больше не ходить в школу. В утренние часы я шатался по дорогам и воровал продукты с заднего хода супермаркетов, где разгружались машины с товаром, а в послеобеденное время лежал на диване и читал или следил, как по моей комнате летают птички.