Молчание сонного пригорода - [65]

Но Алекса не было в подвале. Я тихонько толкнул бугор посередине, и он сдулся без слов. При дальнейшем расследовании обнаружилась подушка и серо-зеленый рюкзак, набитый вещами будто бы для похода с ночевкой. Внутри были складной нож и книжка «На дороге» с загнувшейся, как собачьи уши, обложкой. Если только Алекс не взялся за Керуака, у нас в доме бывает посторонний человек.

Сначала я почувствовал себя оскверненным, не могу подобрать иного слова. Черт возьми, кто-то влез в наш несчастливый дом. Что еще страннее, он приходил не один раз и оставался, словно какой-то загадочный постоялец. Окно в подвале явно было взломано, возможно, этим и объяснялись те ночные скрипы. И все ради чего — чтобы переночевать? Я поискал в рюкзаке каких-нибудь объяснений и вскоре нашел. На внутреннем клапане был пришит ярлычок с именем: Д. Шрамм. Так вот где периодически пропадает Долтон, на что жаловалась Мэвис. Видимо, это типичное поведение, хотя не каждый подросток заходит в своем отчуждении так далеко — а некоторые заходят гораздо дальше и приносят в школу оружие. Если посмотреть с этой точки зрения, то поведение Долтона вряд ли можно назвать преступным. Я вспомнил, когда видел его в последний раз: мрачная внешность, встает из-за обеденного стола и важно шагает прочь, тень подростковых усиков подчеркивает мрачное выражение на лице. Я подумал, интересно, если Эндовер узнает о его выходках, будет ли он их повторять. А Брирли? Обычно девочки так себя не ведут, едва ли ей это вообще придет в голову.

Еще в рюкзаке нашелся банан, карманный ножик, зажигалка, ручка и блокнот с каким-то верлибром, который он назвал «Против родителей». Конечно, нелегко иметь такую мачеху, как Мэвис Тэлент: она относится к семье как к испорченному произведению искусства и больше заботится о своих горшках, чем о том, чтобы накрыть на стол к обеду, пока Артур наблюдает за рынком акций. К этому времени я уже передумал звонить в полицию, как хотел вначале, и задумался, стоит ли вообще кому-нибудь рассказывать. Какого черта, разве от этого кому-нибудь плохо? «Пусть это будет нашим секретом», — услышал я свои же слова (или Сногза?), глядя в испуганное лицо Долтона, который до подбородка натягивал потрепанное зеленое одеяло. Я аккуратно сложил под одеяло подушку и рюкзак.

«А как же родители? — фыркнул Мартин. — Разве они не имеют права знать? Кстати сказать, а где твой собственный сын?»

— Алекс! — Я побежал по лестнице из подвала, прыгая через две ступеньки. — Ты где?

Я выбежал в гараж, ударившись голенью о «Ре-Флекс», точно тем местом, куда во время прошлого матча Алекса меня ударил неизвестный игрок «Жала». Я минуту прыгал от боли, и в конце концов у меня хватило ума проверить одно место, о котором я бы подумал в последнюю очередь.

Мой кабинет. Он сидел в приемной и читал журнал. Наверное, прошел, когда я вышел, вроде сюрприза из комедийного сериала.

Я вошел в комнату.

— Очень смешно. Что — ты — делаешь — в моем — кабинете?

Он поднял на меня глаза:

— Я болею.

— Я знаю, знаю. Но ты понимаешь, что я только что потратил… — я посмотрел на часы, — почти двадцать минут, пока тебя искал?

— Извини. — Он высморкался. — Но я плохо себя чувствую.

— И что?

— Ты разве не помогаешь больным людям?

Я вздохнул:

— Алекс, ты прекрасно знаешь…

— Я пошутил, папа.

— Понятно. А теперь иди. — Я показал на дверь. — Но не потеряйся.

Он встал.

— Я только хотел узнать, на что это похоже. Быть твоим пациентом. — Он понизил голос и отвернулся. — Ты больше заботишься о них, чем обо мне.

— Алекс!

— Что?

— Ты правда так думаешь?

Он шмыгнул носом. Трудно сказать, что это — насморк или всхлип. Я помню, как один раз, когда мой вечно занятой отец опять не обращал на меня внимания, мне захотелось спрятаться в сейфе того банка, где он работал. Я этого так и не сделал, а вот Алекс мог бы.

— Ладно, ложись на кушетку.

— Зачем?

— Я буду тебя лечить. Как своего пациента.

— Правда? — Он лег на живот и растянулся на кушетке в полный рост. — Мм, а это больно?

— Не должно быть. — Я сел в свое имсовское кресло, поглаживая левую ногу, потому что правая еще болела. — Ладно. Теперь расскажи мне, что тебе снилось прошлой ночью.

Я прошел через всю фрейдистскую рутину от свободных ассоциаций до толкования снов. В одном из снов, который Алекс вытянул из глубин сознания, он фигурировал в роли папы и проваливался в дыру, которая вела в офис, где его ждала мама. Я проигнорировал намеки на эдипов комплекс и сказал ему, что это похоже на «Алису в Стране чудес». Еще я расспросил его о школе и доме. Джеймс снова болеет, лежит в больнице. Это явно очень беспокоило Алекса, но он не хотел особенно распространяться. Так же уклончиво он отвечал, когда разговор зашел об отношениях с родителями. Откровенно говоря, по нему было видно, что ему очень неуютно, и я закончил беседу.

— Алекс, боюсь, наше время вышло.

На все про все ушло десять минут.

— Спасибо, папа. — Он встал и пошмыгал носом ради пробы. — Мне гораздо лучше. — И через секунду: — Ты обещал мне рассказать шутку.

Обещал? Очень жаль, но ни одна шутка не приходила мне в голову. После всего, что я услышал и рассказал сегодня, голова у меня совершенно опустела. Самый страшный кошмар любого комика.