Молчание сонного пригорода - [40]

Вся игра шла примерно в этом стиле. К концу тайма у меня уже не хватало дыхания бегать за мячом, но важный статус поддерживал мои силы. В тот единственный раз, когда мяч подкатился к Алексу, не знаю, о чем он думал, заснул, что ли, но он нагнулся и спокойно поднял мяч. Мой резкий освист вывел его из ступора.

— Нарушение! — крикнул папа. — Штрафной удар «Жала».

Алекс выронил мяч, словно он был горячий, и я не забуду его взгляд, будто его предали.

На последней минуте игроки «Жала» сгрудились вокруг меня и мяча, и один из них ударил меня ногой прямо по голени. Черт! Нога зазвенела от боли, как наковальня от удара молота. Я не видел, кто это сделал, поэтому только состроил страшную гримасу и хромал до свистка и конца игры. К этому времени голень у меня пульсировала, как второе сердце. Горди поблагодарил меня, и я нашел Алекса на заднем сиденье машины, уже пристегнутого, с открытым на последней странице очередным триллером «Секрет скользкого склона».

— Слушай, — сказал я ему, — извини, но я не мог не засчитать тебе нарушение.

Ни слова в ответ. Он продолжал читать.

— Эй, я с тобой говорю. Хотелось бы услышать ответ.

— Что?

Но он так и не поднял глаз, поэтому я забрал у него книгу. Похоже, он был искренне удивлен.

— Ты чего?

— Ты меня не слушал.

— Ладно, папа, извини.

Казалось, он раскаивается, и я посчитал этот эпизод победой, даже, может быть, триумфом своей тактики славного парня. Но когда я собрался было обойти машину к своему месту, он протянул руку:

— Можно мне взять книгу?

Домой мы ехали молча. Обычно после игры Джейн выходила к машине, чтобы, как она выражалась, выслушать отчет, но не в этот раз. Недоуменно подождав, мы потащились в дом: мужчины идут со стадиона. У меня еще ныла голень, поэтому я пошел взять льда из морозилки. Алекс вошел за мной, поднялся к себе и закрыл дверь. Я сидел за кухонным столом и нянчился со своей ногой. Мне хотелось всем в доме показать желтую карточку — но это не соответствовало роли славного парня. Лучше назначить всем пенальти, и можете начинать с меня.

Сверху донесся голос Джейн, она говорила по телефону:

— Нет… да… конечно, выпить, с удовольствием…

В ее голосе звучали какие-то странные, но знакомые нотки. Сначала до меня не доходило, что это, а я потом вспомнил: так она разговаривала, когда мы только начали встречаться. «Да, в восемь подходит… нет, мне все равно, что есть, я успею проголодаться…» или «Хорошая идея… а что это за вечеринка?». Смешок. «Как я вас узнаю?»

На самом деле мы впервые увидели друг друга на пьяной вечеринке в бруклинской квартире возле железной дороги, где жил приятель нашего общего приятеля. Нам было немного неловко, потому что у нас создалось впечатление, что там все знали друг друга, кроме нас.

— Малыш Микки, это, кажется, Джейн. Поздоровайся, — сказал наш хозяин в гавайской рубашке, а потом побежал за новой бутылкой водки.

Так мы и разговорились. Тогда еще я щеголял больничным шиком — зеленым балахоном поверх летних хлопчатобумажных брюк, но в ней ничто не выдавало корпоративную Америку: она пришла в джинсах и полосатой блузке без рукавов, открывавшей ее руки — сильные округлые руки, которые я по-прежнему любил.

— Итак, — улыбнулась она, крепко пожав мне руку, — вас все друзья называют малыш Микки?

Только на таких вечеринках, сказал я. Потом мы оба признались друг другу, что ни с кем здесь не знакомы. Кто-то толкнул ее сзади, она толкнула меня, и я пролил водку, а она галантно принесла мне другой стакан. Я был очарован. Мне всегда нравились уверенные женщины. Когда в крохотной гостиной стало слишком шумно, мы встали грудь к груди в узком коридоре и самоутверждались часа два. Я решил, что она настоящая атомная станция; она решила, что я умный и симпатичный. Мы стали встречаться. Потом я звонил ей из другой части штата, где проходил интернатуру, и она чуть ли не запрыгивала ко мне в ухо. В то время она была младшим заместителем гендиректора в «Амоджене» и только и мечтала о том, как бы перелезть через голову своего начальника. Мы встречались в кофейне «Делюкс» на бульваре Линден, потому что я не мог уйти слишком далеко во время перерыва, и держались за руки, а иногда и за другие части тела, под столом. Однажды она даже доехала со мной до больницы, где мне удалось найти незанятую койку. В другой раз она целых полчаса языком не давала мне подняться. Мы по очереди выполняли желания друг друга.

Но я уже давно не слышал у нее этой интонации. С кем это она так беседует? Я вытянул шею, как будто я электронное подслушивающее устройство на выдвижном штыре, но она уже повесила трубку. Это только начало офисного романа или уже продолжение? Надо ли мне по-прежнему разыгрывать из себя славного парня? Или уйти прямо сейчас и избежать неприятной разборки? Сколько я еще могу задать безответных вопросов, основываясь на подслушанном телефонном разговоре? В мыслях я уже подходил к двери. «Погоди», — посоветовал Мартин. «Да уж, задержись, — остановил меня Сногз. — Может, это к лучшему».

Тогда я вспомнил свое решение. Старый Майкл мог бы пуститься в обвинения, когда она появится, или даже хуже — ничего не сказать об этом, а потом затеять ссору, которая была бы заменителем агрессии, которую я действительно чувствовал. Новый Майкл не попадется в ловушку. Итак, когда она спустилась, сияя после разговора, с кем бы она ни говорила, я стал рассказывать про матч. Даже посмеялся над своей травмой.