Молчание идола. Сага заброшенных храмов - [85]

Люди, находившиеся в пещере, лежали по обеим сторонам лунной дорожки. Их скрывали темнота и обломки скал. На огонь осаждающих они не отвечали, хоть и держали винтовки наготове.

Уиллоби хотел было заговорить, но в этот момент над одним из камней показалась мохнатая шапка. Но и теперь из пещеры не раздалось ни одного выстрела. Было понятно, что это всего лишь хитрость: шапка, наверняка, поднята на дуле винтовки специально, чтобы отвлечь внимание от настоящей опасности.

— Видите этого пса, саиб? — прозвучал из темноты голос, и Уиллоби вздрогнул. Хотя говорили на пушту и почти без акцента, голос явно принадлежал белому человеку — Френсису Ксавье Гордону.

— Я его вижу. Он выглядывает из-за другого камня, ищет позицию поудобнее, а его сообщник отвлекает наше внимание. Видите? Готовы? Ну, давайте!

Шесть винтовок грохнули нестройным залпом, и из-за камней выкатилась фигура в белом, судорожно вздрогнула и затихла, раскинув руки.

«Отлично стреляют, — подумал Уиллоби, — даже если из шести пуль всего одна достигла цели! Эти люди зря пуль не тратят!»

На успешный залп из пещеры осаждающие ответили гневными криками и целым штормом свинца. Одна пуля, отскочив рикошетом, больно ударила Уиллоби в плечо. Однако стрелки, не желая подставляться под выстрелы осажденных, палили слишком высоко, чтобы причинить ощутимый вред. Люди Гордона молчали, не желая тратить драгоценный свинец и снисходить до ответов на колкости и оскорбления афганцев.

Когда стрельба затихла, Уиллоби тихо позвал:

— Гордон! Я здесь, Гордон!

Мгновение спустя к нему кто-то подполз.

— Пришли в себя, Уиллоби? Тогда глотните!

Он протянул флягу с виски.

— Нет, старина, спасибо! Здесь есть тот, кому это нужно больше!

И вдруг до него дошло, что он больше не слышит тяжелого дыхания раненого.

— Это был Ахмед-хан, — прошептал Гордон. — Его прострелили навылет, когда мы пробирались сюда.

— Там, снаружи, оракзаи?

— А кто же еще?

* * *

Биение пульса в голове раздражало англичанина, плечо болело и нестерпимо хотелось пить.

— Давайте уточним, Гордон! Я ваш пленник?

— Это как сказать! Сейчас мы все пленники этой пещеры. Простите за вашу разбитую голову, но мой человек принял вас за оракзая.

— Так что же, черт возьми, произошло? Я помню, как они убили Сулеймана, потом гнались за мной, потом эта затрещина, и я лишился чувств. Должно быть, я долго пролежал без сознания?

— Долго. Шестеро моих ребят тащили вас на себе всю дорогу от Ущелья Минарета. Я не думал, что Бабер Али хотел убить вас, хоть и не доверял ему. Когда я возвращался в Замок Акбара, меня догнал всадник и рассказал, что Бабер Али бросил вас с четырьмя патанами, а сам направился в свой сангар. Тогда я понял, что они задумали убийство по дороге в Газраэль, а всю вину за это возложат на меня. Вот поэтому я и погнался за вами. Когда вы разбили лагерь возле Джегунгирского колодца, мои люди наблюдали за вами, да и сам я был уже недалеко, так как несся сломя голову, чтобы нагнать ваш отряд, прежде чем дикари убьют вас. Естественно, я следовал по другой, более короткой тропе, немного южнее. Мои люди видели, как оракзаи убили Сулеймана, но не успели помешать им. Когда вы юркнули в ущелье, они потеряли вас из вида и начали проверять все выходы из ущелья. Вот тут вы и встретились с Хода-ханом! Сначала он крепко треснул вас прикладом, и только потом узнал. Мои люди начали стрелять в ваших преследователей, те тоже в долгу не остались. Я слышал эту перестрелку, но, к сожалению, ее услышал и еще кое-кто! Поэтому здесь мы оказались почти одновременно.

— И кто же это был?

— Ваш друг, Бабер Али, с тридцатью всадниками! Мы перекинули вас через коня, и бой на скаку продолжался до самого восхода луны.

Мы пытались вернуться в Замок Акбара, но орак-заи нас догнали: их лошади оказались посвежее! Они окружили нас, и нам ничего не оставалось, как нырнуть в эту пещеру. Вот поэтому мы здесь, а Бабер Али снаружи с тридцатью головорезами, не считая троих, которые убили Сулеймана. Тех он сам застрелил на ходу, когда мы удирали.

— Думаю, старый разбойник сам не рад, что дал волю своему темпераменту, — проговорил Уиллоби. — Чертовски жаль, что он не приехал несколькими минутами раньше. Это спасло бы Сулеймана. Спасибо, что вытащили меня из этой мясорубки, старина! А теперь, если не возражаете, я пойду!

— Куда?

— То есть как, куда? В Газраэль! Сначала к Баберу Али, естественно! Мне есть что сказать этому старому дьяволу!

— Уиллоби! Вы что, с ума сошли? — спросил Гордон.

— Решив, что вы меня отпустите? Что ж, пожалуй! Я забыл, что, как только вернусь в Кабул, вы будете объявлены вне закона, не так ли? Но вы же не можете держать меня здесь вечно?

— А я и не стремлюсь к этому! — разозлился Гордон. — Если бы ваш череп был цел, я бы с удовольствием пробил вам башку за то, что вы обвиняете меня, будто я взял вас в плен! Стряхните пыль с мозгов! Если вы являетесь образцом британского дипломата, то только Бог поможет Империи! Разве вы не понимаете, что, выйдя отсюда, сразу же будете начинены свинцом? Не понимаете, что сейчас Баберу Али ваша голова значительно нужнее моей? Как вы думаете, почему он не послал гонца к Афдал-хану, сообщить, что Эль Борак загнан в пещеру в нескольких милях от Замка Акбара? Что ж, я вам скажу: Бабер Али боится, что Афдал-хан узнает, какую кашу он заварил! Для него ничего не стоило удрать, оставив вас на растерзание своим разбойникам. Однако поостыв, он сообразил, что вся ответственность падет на него. Наверное, Бабер был уже близко от своего сангара, когда понял это, потому и взял с собой тридцать всадников и примчался спасать вас, в интересах своей собственной шкуры, конечно! Но он пришел слишком поздно, чтобы помешать убить Сулеймана и слишком поздно, чтобы убить вас!