Молчание идола. Сага заброшенных храмов - [67]

Было похоже на то, что в спешке потайную дверь оставили приоткрытой. О'Доннелл прислушался. До него не доносилось ни единого звука, и он решил, что Ахмед-паша, понадеявшись на самого себя, оставил сокровище без охраны. Надо было отдать должное отчаянной храбрости перса.

О'Доннелл потянул на себя край тайной двери и едва сдержал сдавленный изумленный крик. Перед ним лежало древнее сокровище Хорезма, и вид этого богатства заставил американца на миг замереть.

Он стоял в круглой комнате, и через невидимые щели в разноцветном куполе в нее проникал тусклый свет. В этом свете была отчетливо видна огромная сверкающая пирамида, возвышавшаяся на постаменте из цельного куска яшмы. Богатство было таким, что даже самое пылкое воображение не смогло бы представить себе его размеры. Пирамида состояла из слитков чистого золота и серебра, украшений из золота с эмалью, необыкновенной красоты жемчуга, бриллиантов, слепивших глаза своим сиянием; рубины сверкали как капли крови, изумруды были подобны брызгам зеленого огня, сапфиры загадочно мерцали — мозг О'Доннелла отказывался признать то чудо, на которое он смотрел. Этого богатства, без сомнения, было достаточно, чтобы купить всех до единого воинов Азии.

До его слуха внезапно донесся какой-то звук из коридора. Кто-то, тяжело дыша, торопливо приближался к круглой комнате. Быстро оглядевшись, О'Доннелл скользнул за тяжелую драпировку, покрывавшую стены. Там была ниша, в которой, вероятно, когда-то стоял древний языческий идол; О'Доннелл легко уместился в ней и, осторожно приоткрыв портьеру, стал наблюдать.

В комнату вошел не кто иной, как Шайбар-хан, его богатые ханские одежды были порваны и выпачканы. Горящими глазами он уставился на сокровища и в отчаянии завыл, затем громким голосом позвал Ахмед-пашу.

В комнате появился еще один человек, но это был не визирь — тот лежал мертвым в одной из комнат наружного коридора, где его тело спрятал О'Доннелл. Словно огромный серый волк, в комнату бесшумной походкой вошел Яр-Акбар.

— Почему сокровища оставили без охраны? — грозно спросил его Шайбар-хан. — Где Ахмед-паша?

— Он отправил нас на стену, — ответил Яр-Акбар, подобострастно кланяясь. — Он сказал, что сам будет охранять сокровища.

— Что за чепуху ты несешь? — Шайбар-хан затрясся, словно в лихорадке. — Мы погибли. Народ поднялся против меня и открыл ворота этому проклятому Оркану Богатуру. Его туркмены перерезали на улицах моих узбеков, но сокровище ему не достанется. Ты видишь тот золотой замок, который торчит из стены, как рукоятка меча из ножен? Стоит мне только потянуть за него, и все это богатство улетит в подземную реку, которая протекает под дворцом. Оно будет навсегда потеряно для кого бы то ни было. Яр-Акбар, я даю тебе последний приказ — нажми на этот замок!

Яр-Акбар завыл и вцепился себе в бороду, но его глаза налились кровью, как у хищного зверя. Кусая губы, он неотрывно смотрел на сверкающую пирамиду.

— Нет, господин, заставь меня делать все, что угодно, только не это!

— Тогда я сам это сделаю!

Шайбар-хан двинулся к замку и протянул руку, чтобы взяться за него. С диким пронзительным криком Яр-Акбар прыгнул ему на спину. Раздался сдавленный крик Шайбар-хана, и О'Доннелл сквозь щель в портьерах увидел острый конец длинного ножа, вышедший из груди хана. Узбекский хан широко раскинул руки, его глаза закатились, и он упал вниз лицом. Яр-Акбар с ненавистью пнул ногой мертвое тело хана.

— Болван! — злобно прошипел он. — Я выкуплю свою жизнь у Оркана Богатура, имея такое сокровище, я могу рассчитывать на его милость. Теперь, когда все другие эмиры мертвы…

Внезапно он застыл, и его рука, сжимавшая окровавленный кинжал, задрожала. Прямо перед ним откинулась портьера, и в комнату шагнул О'Доннелл.

— О Аллах! — в ужасе воскликнул Яр-Акбар. — Проклятый курд!

— Взгляни-ка на меня повнимательнее, Яр-Акбар! — с усмешкой ответил О'Доннелл, отшвырнув в сторону свой восточный плащ и заговорив по-английски. — Разве ты не помнишь хребет Из Эдцин и тех разведчиков, которые попали там в ловушку из-за твоего предательства? Но одному из них все же удалось скрыться. Знай это, поганый пес!

Глаза Яр-Акбара налились кровью.

— Эль-ширкух! — пробормотал он, назвав О'Доннелла его афганским именем, которое означало Горный Лев. Затем, внезапно зарычав, он высоко подпрыгнул, и перед глазами О'Доннелла сверкнул длинный кинжал.

Он не двинулся с места, лишь слегка отклонился в сторону, чтобы избежать удара, и кинжал скользнул у него подмышкой, разорвав халат. В то же мгновение О'Доннелл схватил руку Яр-Акбара с кинжалом и резко вывернул ее. Вскрикнув от боли, эмир выронил кинжал и тут же вновь прыгнул на О'Доннелла, увлекая его на пол.

Они начали бороться на полу, и Яр-Акбар, схватив одной рукой О'Доннелла за волосы, другой рукой попытался дотянуться до валявшегося рядом кинжала. Это ему удалось, и, судорожно вцепившись в рукоятку кинжала, эмир занес его над головой, но вонзить не успел — клинок О'Доннелла вошел ему прямо в сердце. Не издав ни единого звука, Яр-Акбар судорожно дернулся всем телом и замер в луже собственной крови.