Молчание идола. Сага заброшенных храмов - [62]

На базарах и в караван-сараях он наслушался рассказов о том, что Шайбар-хану, предводителю узбеков, объявившему себя правителем Шахразара, город раскрыл древнюю тайну. Узбеку удалось найти сокровища, спрятанные много веков назад властителем Хорезма Мухаммед-ханом, когда его империя, Земля Золотого Трона, пала под игом монголов.

О'Доннелл пришел в Шахразар с твердым намерением добыть эти сокровища; и он не изменил своего намерения, когда увидел в аллее бородатое лицо, которое он сразу узнал, — лицо своего давнего заклятого врага, грабителя и убийцы Яр-Акбара.

О'Доннелл свернул с узкой улочки в переулок и остановился возле арки ворот, которые были гостеприимно распахнуты, словно приглашая войти. С маленького двора к балкону поднималась узкая лесенка. По ступеням этой лестницы и поднялся О'Доннелл. Он шел на звуки ситара и пленительного голоса, певшего протяжную песню пушту.

Он оказался в комнате, зарешеченные окна которой выходили на улицу, и певунья оборвала свою песню, чтобы с улыбкой приветствовать гостя. Он ответил на приветствие и расположился на мягком удобном диване. Обстановка комнаты была не изысканной, но дорогой. Женщина, встретившая О'Доннела, была одета в шелка, а ее атласную жилетку украшали жемчуга. Поверх легкой чадры блестели выразительные глаза персиянки.

— Подать моему господину еду или вино? — спросила она мелодичным голоском.

О'Доннелл ответил на вопрос повелительным жестом курдского бродяги, который не особенно заботится о том, чтобы быть обходительным и любезным с женщиной. Он пришел сюда вовсе не за едой и питьем, а за новостями. Он не раз слыхал на базарах, что в доме Айши можно узнать любые самые последние новости. В этом доме собирались и те, кто прибыл издалека, и жители Шахразара, чтобы выпить вина и насладиться ее пением.

Она принесла ему еду и вино и, опустившись на кушетку рядом с ним, смотрела, как он ел и пил. О'Доннеллу даже не пришлось притворяться, что он ест с аппетитом. Многие дни, проведенные им в дорогах, приучили его есть, где и когда возможно. Айша походила скорее на любопытного ребенка, чем на искушенную в интригах взрослую женщину, так заинтересованно смотрела она на странствующего курда. Однако он знал, что мысленно она взвешивает его достоинства, так же, как оценивает любого мужчину, входящего в ее дом.

В те далекие времена любой бродяга мог назавтра стать эмиром Афганистана или персидским шахом, так же, как мог наутро оказаться обезглавленным и брошенным на растерзание хищным птицам.

— У тебя хорошее оружие, — сказала она.

Он невольно дотронулся до рукоятки своей сабли. Это был арабский клинок, длинный, тонкий и изогнутый наподобие ущербного месяца, рукоятка была сделана в виде головы ястреба.

— Эта сабля не одного туркмена выбила из седла, — похвастал он с набитым ртом, разом показывая свой характер.

Однако это было не пустое хвастовство.

— Хай! — она поверила ему и, казалось, была потрясена.

Ее тонкие маленькие пальцы подпирали подбородок, и она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Хану нужны такие сабли, как твоя, — сказала она.

— У хана есть множество сабель, — возразил он, шумно отхлебывая вино.

— Но их не больше, чем понадобится ему, если против него пойдет Оркан Богатур, — рассудительно отозвалась Айша.

— Я слыхал об Оркане, — ответил он.

Так оно и было, Да и кто в Центральной Азии не слыхал об отважном доблестном повелителе туркменов, который бросил вызов могуществу Москвы и изрубил на кусочки русскую экспедицию, посланную, чтобы обуздать его?

— На базарах говорят, что хан боится его.

Это была слепая ложь. О страхах Шайбар-хана не говорили открыто.

Айша рассмеялась.

Разве может хан кого-нибудь бояться? Однажды эмир послал свои войска, чтобы захватить Шахразар, и те, кто уцелел, были счастливы, что им удалось сбежать! Впрочем, если и есть на свете человек, способный пойти на штурм города, то это Оркан Богатур. Только нынче вечером узбеки охотились в аллеях за его шпионами.

О'Доннелл вспомнил, что незнакомец, которого он спас, говорил с туркменским акцентом. Вполне возможно, что это был один из туркменских шпионов.

Едва он успел подумать об этом, как острые глаза Айши заметили кончик золотой цепочки, свешивавшийся из-за его пояса, и с восторженным восклицанием она выдернула ее прежде, чем он успел ее остановить. Однако тут же, вскрикнув, отбросила цепочку, будто обожглась, и распростерлась перед ним на полу.

Он подобрал медальон.

— Что с тобой, женщина? — спросил он.

— Прошу прощения, мой господин! — Она сложила руки, однако ее испуг казался скорее наигранным, чем настоящим; ее глаза блестели. — Я не знала, что это Знак, Ай, ты играл со мной, ты расспрашивал меня о том, что тебе самому известно лучше, чем кому-нибудь другому. Который ты из Двенадцати?

— Ты жужжишь, словно пчелиный рой! — он поднес медальон к ее глазам. — Ты говоришь так, будто что-то знаешь, но, клянусь Аллахом, ты не знаешь, что значит эта вещица.

— Но я знаю! — воскликнула она. — Я надела такие знаки раньше у эмиров Внутренних Покоев. Я знаю, что этот Знак значит больше, чем печать эмира, и что ее обладатель может входить в Сияющий Дворец и выходить из него, когда захочет.