Мольба Мариам - [20]

Я с раннего детства чистила его обувь. И хотя многие возлагавшиеся на меня обязанности я терпеть не могла, эту всегда выполняла с готовностью. Я могла часами чистить и полировать его туфли. Не обращая внимания на усталость, я трудилась до тех пор, пока его европейские кожаные туфли не начинали блестеть.

Обычно, когда он возвращался с работы, я уже ждала его на дорожке перед домом. Еще в мои обязанности входило снять с него туфли и носки и принести ему свежую выглаженную пижаму. А когда он снимал рабочий костюм, я аккуратно вешала его на вешалку. Наградой мне служила его добрая улыбка и нежная ласка.

— Мариам, пойди сюда! Ты мое сердечко!

Он крепко обнимал меня, брал в свои большие руки мое маленькое личико и целовал в щеку. Балуясь со мной, он подзывал и мою сестру.

— Надия, иди сюда! — Он обнимал и ее, приговаривая: — А ты — моя печень!

Стоит мне закрыть глаза, и я тут же представляю, как он одной рукой обнимает меня, другой — Надию и кричит с гордым видом:

— Здесь мое сердце! Здесь моя печень!

И хотя я чувствовала, что я его любимица, он любил обеих своих дочерей больше жизни. Я часто думала, что, возможно, эта любовь к нам объяснялась тем, что он не смог спасти своих дорогих сестер от несчастий и ранней смерти.

Отец совсем не походил на остальных афганских мужчин. С каждым домочадцем он общался спокойно, никогда никого не ругал и не повышал голоса на женщин. Его не волновало то, что у него не было сына. Большинство мужчин в Афганистане пренебрегает дочерьми, утверждая, что рождение девочки означает «проклятие небес». Мальчиков же ждут как маленьких богов. И хотя некоторые члены семьи и друзья переживали из-за отсутствия у него сына, папа отмахивался от любого, кто был настолько глуп, чтобы упомянуть об этом при нем. С широкой улыбкой на лице он отвечал, что его девочки — это его сердце и печень, и он не в силах прожить без них ни минуты.

Для Афганистана такое отношение было неслыханным.

Даже мама переживала, что больше не сможет подарить моему отцу детей. Она дошла до того, что принялась упрашивать нашего отца взять вторую жену, что совсем не соответствовало ее характеру. Я помню некоторые из этих странных разговоров, во время которых мама умоляла его жениться вновь, пытаясь убедить, что другая женщина сможет родить ему сына. Умная и образованная, моя мать все еще не могла избавиться от предрассудков, царящих в Афганистане. Она стыдилась того, что родила лишь двух дочерей. Она также наивно полагала, что если бы папа имел сына, то Шер-хан стал бы любящим братом.

Однако, вместо того чтобы радоваться, что он женился на женщине, которая покорно смирится с присутствием другой и будет готова разделить с ней его любовь, папа пришел в ужас от этого маминого предложения:

— Моя дорогая жена. Образованный человек не может опуститься до того, чтобы заводить гарем.

С замиранием сердца я слушала, как он объяснял маме, что она не только его первая, но и последняя жена. Он заявил, что никогда не сможет полюбить другую женщину так, как ее. И для него эта тема закрыта.

Я так любила отца. И была счастлива, узнав, что его вполне устраивает его семья. Какую ревность я бы испытывала, если бы была вынуждена делить его с другой семьей.

Мама ничем не походила на отца. Если он смеялся, она хмурилась. А с годами ее лицо стало совсем серьезным и строгим. Мои детские друзья побаивались ее и всегда старались вести себя хорошо, если мама находилась где-то поблизости. Несмотря на снисходительность, проявляемую ею к своим упрямым и непослушным дочерям, пока они были маленькими, с годами стало ясно, что у ее терпения есть границы. Она любила своих девочек, но могла быть суровой и легко выходила из себя.

Меня очень баловали в детстве, и, когда я подросла, маме пришлось очень потрудиться, чтобы вернуть меня в берега. Всякий раз, когда я огорчала ее, она пронзала меня суровым взглядом. А потом переставала обращать на меня внимание, отказываясь разговаривать до тех пор, пока я не принесу свои извинения, чаще всего в форме длинного письма, в котором я должна была раскаяться в своих проступках и выразить сожаление за доставленные маме неприятности. Только тогда она раскрывала объятия и восклицала:

— Мариам, дорогая. Пойди сюда! Твоя мама любит тебя.

При росте в пять футов и шесть дюймов моя мать считалась высокой женщиной по тем временам. Ее каштановые волосы с рыжеватым оттенком были слишком тонкими, поэтому ей приходилось постоянно зачесывать их наверх, чтобы прикрыть макушку. Мамино настроение поднималось, если родные или друзья отпускали ей комплименты, особенно когда говорили, что она похожа на чувственную итальянскую кинозвезду Софи Лорен. Мама стала рано ложиться спать, потому что прочитала где-то, что Софи Лорен считала свою красоту следствием длительного отдыха. Поэтому каждый вечер ровно в девять мама говорила:

— Я должна пожелать всем спокойной ночи. Софи много спит, и я должна следовать ее примеру.

Каждый день мама рано вставала, чтобы успеть сделать зарядку.

— Хотя у Софи и пышный бюст, фигура у нее стройная, — повторяла она.

Помню, как она прижимала к животу чашку с кофе, утверждая, что теплое полезно для ее желудка. Согрев живот, она массировала его. Потом я наблюдала за тем, как она отбирала разнообразные фрукты и овощи, резала их пополам и натирала ими лицо и шею.