Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода - [32]

Сам Нафан к тому времени уже был сведущ в лекарском искусстве (отец не любил, когда его дело называли ремеслом, ставя, таким образом, лекарей на одну ступень с гончарами и кожевниками). Он был сведущ настолько, что сумел не только удержать при себе большую часть отцовских пациентов, но и существенно приумножить их число.

Отец был умен, но не понимал многого из того, что бросалось в глаза. Или просто не хотел понимать? Подобно всем лекарям, время от времени он терпел неудачи, но опрометчиво считал их следствием каких-то собственных оплошностей. Нафан не совершал подобных ошибок. Если кто-то из его пациентов умирал (нечасто, но случалось такое), он разводил руками, вздыхал, выражая свою скорбь и говорил: «Увы, я бессилен против Анубиса. Если он забирает, я не могу не отдать». Родственники умершего вздыхали и начинали готовиться к прощанию с умершим. Никто не упрекал Нафана и не хулил его умения, потому что понимали – перед Анубисом бессильны все, даже фараон смертен, хотя принято считать обратное.

Правильное поведение вкупе с регулярными посещениями храмов Ра, Анубиса, Исиды и Тота (не поклоняющийся богу мудрости никогда не станет мудрым в глазах египтян, ибо мудростью наделяет Тот и никто более) помогли Нафану возвыситься. Сам фараон Мернептах услышал о нем и сделал своим придворным лекарем.

С Мернептахом вышло удачно. Став фараоном, он приказал отравить трех лекарей, пользовавших его престарелого отца Рамсеса II, и жреца Изиды, снабжавшего покойного фараона настоями, дарующими бодрость. Повеление было тайным, но, тем не менее, о нем знали все придворные и объясняли так: «Новый фараон (молодым шестидесятилетнего Мернептаха назвать было нельзя) затаил злобу на тех, кто слишком усердно продлевал срок правления его отца». Мернептаха можно было понять – ждешь, ждешь, ждешь, а отец все никак не уступает тебе трон, и начинает казаться, что правление Рамсеса II поистине будет вечным. Жизненные соки наследника давно перебродили, молодость с ее рвением осталась позади, да и зрелые годы уже близки к концу, скоро придет старость, а отец все сидит и сидит на своем троне. Как тут не иметь зла на тех, кто продлевает его жизнь?

Расправившись с лекарями, Мернептах оказался в затруднительном положении. Сразу после убийства высокопоставленного жреца он побоялся приближать к себе лекарей из числа жрецов, опасаясь, что они могут отомстить ему за смерть своего собрата. Среди лекарей, не входивших в число жрецов, самым искусным был Нафан, так что выбор фараона пал на него закономерно.

Нафан быстро завоевал расположение фараона, настолько быстро, что тот не успел подобрать других придворных лекарей и Нафан остался единственным. О таком пациенте, как Мернептах, можно было только мечтать. Мнительность его была поистине огромна, и чуть ли не каждый день фараон выискивал у себя новые болезни. А если не придумывал ничего нового, то жаловался на боль в животе, что было неудивительно для такого обжоры, как он. Нафан внимательно выслушивал божественного пациента и уходил готовить лекарство. Придуманную болезнь можно было лечить чем угодно, с одним только условием – отвар или настой должен быть горьким на вкус, ведь в представлении египтян лекарство есть яд для болезни, а яд не может быть приятным на вкус (О, насколько они ошибаются, думая так, ведь существует множество безвкусных и несколько весьма приятных на вкус ядов, но о них известно лишь посвященным!) Дачу лекарства Нафан сопровождал утешительными речами, каковые для мнительного владыки были ценнее всего. Приняв лекарство и выслушав лекаря, уверявшего, что недомогание скоро пройдет, фараон засыпал и просыпался в хорошем самочувствии. Крепкий сон – превосходный целитель для всех, а для мнительных и беспокойных в особенности. В каждое приготовленное для фараона лекарство Нафан добавлял немного настоя из травы, навевающей сон.

Довольный фараон осыпал своего любимого лекаря дарами, высшие сановники Египта считали за честь лечиться у Нафана, его наперебой приглашали на пиры, перед ним заискивали, его расположения искали. Некоторые обращались к нему не как к лекарю, а как к влиятельной особе, способной оказать содействие в том или ином деле. Нафан охотно оказывал подобные услуги, поскольку они хорошо вознаграждались, а ведь только глупец будет отказываться от того блага, которое само приходит к нему в руки. Тем более, что все сановники были рады услужить Нафану, поскольку через него узнавали они о том, в каком расположении духа находится фараон. Отец Мернептаха, Рамсес II, был прирожденным правителем, и те решения, которые он принимал, зависели не от его настроения, а от того, как выйдет больше пользы для Египта. Мернептах же вершил дела, не столько думая о пользе для себя и своей страны, сколько поддаваясь своему настроению. Пребывая в дурном расположении духа, он карал там, где надо было вознаграждать, и не соглашался ни с чем, сколько бы пользы оно ни приносило. Если же настроение фараона было хорошим, то он прощал любую вину, вплоть до измены, и на все просьбы отвечал согласием. Настроение фараона было переменчивым (недаром же он то соглашался отпустить евреев, то снова говорил Моисею «я передумал», и только самые близкие к трону, в число которых входил и Нафан, могли ответить на вопрос о том, стоит ли сейчас представать перед владыкой или лучше немного погодить.