Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода - [31]

«Сорок лет, – тихо шепнул кто-то на ухо Моисею. – Сорок лет пройдет, и войдут не все».

Моисей резко обернулся на шепот и встретился с удивленным взглядом Авидана, сын Гидеона, начальника колена Вениаминова, сидевшего по левую руку от него. Моисей решил, что ему послышалось. Какие сорок лет? Через сорок лет евреи уже освоятся в Земле Обетованной и сделают ее настоящим раем земным на зависть всем другим народам…

Элиуд скользнул в шатер еще до конца совета и тихо сел на ближайшую ко входу подушку. По взгляду его Моисей догадался, что он явился не с пустыми руками. Когда совет закончился и все разошлись, Элиуд выглянул за полог, закрывающий вход, желая убедиться, что возле шатра никто не подслушивает, а затем молча извлек из-за пазухи и протянул Моисею на раскрытой ладони овальную золотую пластину с выдавленным на ней изображением скарабея, жука, которого египтяне считали священным. Это же надо – поклоняться жуку, питающемуся навозом! На это способны только египтяне! Они даже выдумали себе особого божка с головой скарабея по имени Хепри.

– Это было спрятано в повозке Нафана, – сообщил Элиуд в ответ на вопрошающий взгляд Моисея. – В углу, в щели между досками. Если специально не искать, то никогда не найдешь.

Подобные пластины с изображением скарабея Моисею довелось видеть несколько раз. Назывались они «данукет», и их предъявитель пользовался правом беспрепятственного прохода к фараону в любое время – хоть днем, хоть ночью.

– Интересно, полагаются ли данукет придворным врачам фараона? – подумал вслух Моисей. – С одной стороны – это разумно, с другой – врач является к фараону не по своему желанию, а только когда его позовут…

– А тому, кого позвали, данукет не требуется, – поддакнул Элиуд, убирая свою находку обратно за пазуху. – К тому же эти штуки наперечет, ими не принято разбрасываться. Если покидаешь придворную службу, то данукет надо вернуть. Больше ничего интересного я не нашел, хоть и искал хорошо. Кстати, Иссахар действительно болен. У него лихорадка, он лежит, укрывшись десятью одеялами, и стучит зубами так, что слышно на пятьдесят шагов вокруг его шатра. Нафан не солгал, он был у него сегодня. Но когда именно пришел и сколько времени провел там, мне не удалось узнать…

– Ты и так сделал много, Элиуд, – сказал Моисей. – Верни данукет туда, откуда взял, и пригляди за Нафаном. За другими четырьмя тоже продолжай приглядывать, потому что данукет – это еще не доказательство вины, но больше внимания удели Нафану. Мне кажется, что он того заслуживает…

Элиуд кивнул и вышел из шатра, оставив Моисея с его вечными спутницами – думами. Если половина ночи прошла в делах и заботах, то другая половина пройдет в думах. Когда же спать? Утром, пока еще прохладно, сидя на спине коня. Конь ступает плавно, мерно, и это убаюкивает. При небольшой сноровке можно немного подремать, и этого хватит.

«Дойду до Земли Обетованной и тогда уж высплюсь», – думал Моисей, ободряя себя.

Глава 13 Нафан, сын Потифара, лекарь

Отца звали египетским именем Потифар, что означало – посвященный богу Солнца Ра, но сына он назвал еврейским именем Нафан, а когда сыну исполнилось пятнадцать лет, сказал ему:

– Мой отец хотел, чтобы я стал египтянином, потому что доля египтян казалась ему лучше, чем доля евреев. Я верил отцу своему и старался следовать его заветам, но потом понял, что кошке невозможно стать уткой, так и еврею невозможно стать египтянином. Как ни старайся, какие усилия ни прилагай, все равно для египтян ты останешься чужаком.

Отец был лекарем, и вся египетская знать лечилась у него. Но вспоминали о нем только тогда, когда в нем возникала нужда. На пиры его египтяне не приглашали и равным себе не считали. Нафан понимал, почему так происходило, и удивлялся тому, что этого не понимает отец. Мало носить египетское имя, одеваться, как египтянин, вести себя, как египтянин… Надо еще и молиться египетским богам. Только так можно стать своим среди египтян, ведь их боги и все, что с ними связано, играют огромную роль в их жизни. Для каждой профессии есть свой бог, для каждого случая есть свой бог, для каждой потребности есть свой бог, у каждого города, у каждого места есть свой бог-покровитель. Отец притворялся египтянином, нет, не притворялся, а хотел стать египтянином, но не почитал их богов, а следовательно, не пользовался расположением многочисленных и весьма влиятельных жрецов. О, если бы жрецы благоволили отцу, то жизнь его могла бы сложиться иначе. Одного лекарского умения мало, пусть даже это умение и таково, что египтяне говорили: «Никто не может вернуть человека от Анубиса, кроме Потифара»

Отец умел лечить любую болезнь, будь то чахотка, лихорадка, короста, чесотка, оцепенение сердца, боль в животе, почечуй, проказа, водянка, расслабление членов, язвы или гноящиеся раны… Только безумие, проказа и слепота были неподвластны ему, но все знают, что эти болезни неизлечимы – они насылаются свыше за какие-то прегрешения, и ни один лекарь не в силах справиться с ними.

Умер отец рано, когда Нафану не исполнилось и двадцати лет. Побывал у очередного пациента, главного сборщика податей, только что вернувшегося из поездки в южные области, и заразился от него лихорадкой. Домой приехал еще в своем уме, но к полуночи впал в беспамятство, а к полудню умер. Примечательно, что главный сборщик податей быстро выздоровел. Нафан подозревал, что то была не простая лихорадка, а проклятье жгучей смерти, перешедшее с пациента на отца и с ним же похороненное.