Моисей - [13]

Вместе с тем, утверждают те же источники, Фермуфис-Батья разрешала Моисею время от времени навещать своих приемных родителей, и потому он никогда не забывал, что он еврей, и не раз в годы детства и отрочества имел возможность видеть, как египтяне издеваются над его соплеменниками.

Французский теолог и мистик Э. Шюре в книге «Великие посвященные» рисует несколько иную картину этого периода жизни Моисея. При этом он отталкивается от уже упоминавшегося труда египетского историка Манефона, утверждавшего, что Моисей был не приемным, а родным сыном дочери фараона, при рождении был назван Хозарсифом и посвящен Озирису, то есть ему предназначено было стать жрецом этого бога.

Следуя общепринятому в конце XIX — начале XX века мнению, Шюре относит наибольшие тяготы египетского рабства к эпохе Рамсеса II, а сам исход евреев из Египта — соответственно к годам правления его сына, фараона Мернептаха. Таким образом, у Шюре Моисей-Хозарсиф оказывается внуком Рамсеса и племянником Мернептаха. Стоит отметить, что сочинение Манефона дошло до нас в отрывках, а Шюре известен как весьма тенденциозный автор, нередко склонный к спекуляциям. И все же некоторые отрывки его очерка о Моисее заслуживают того, чтобы быть процитированными — хотя бы потому, что представляют собой несколько отличный от еврейского взгляд на биографию этого великого пророка.

«Хозарсиф был небольшого роста, вид у него был смиренный и задумчивый; отличительными чертами его наружности были широкий лоб и черные пронизывающие глаза с глубоким и пристальным выражением, вызывающим тревогу. Его прозвали "молчальником", до того он был сосредоточен и так редко он говорил. Разговаривая, он часто заикался, как бы подыскивая слова и как бы боясь выразить свою мысль. Он казался застенчивым, но время от времени, подобно вспышке молнии, великая идея вырывалась у него, оставляя после себя сверкающий след...

...Однажды мать Хозарсифа встретила своего сына в Серапиуме Мемфиса, огромной площади, усеянной обелисками, мавзолеями, большими и малыми храмами, триумфальными пилонами — нечто вроде огромного музея национальной славы под открытым небом, вход в который пролегал по аллее из шестисот сфинксов. Увидев свою царственную мать, жрец склонился до земли и ждал по обычаю, чтобы она первая заговорила с ним.

— Настало для тебя время проникнуть в мистерии Изиды и Озириса, — сказала она. — В течение долгого времени я не увижу тебя, мой сын. Но не забывай никогда, что в тебе — кровь фараонов и что я — твоя мать... Если ты захочешь, со временем все это будет принадлежать тебе.

Говоря это, она указала на окружающие обелиски, дворцы и весь видимый горизонт.

Улыбка презрения скользнула по лицу Хозарсифа, в обыкновенное время неподвижному, как лик, вылитый из бронзы.

— Ты хочешь, — сказал он, — чтобы я властвовал над этим народом, поклоняющимся богам с головою шакала, ибиса и гиены? От всех этих идолов что сохранится через несколько веков?!

И Хозарсиф, наклонившись, поднял пригоршню песка. И пропуская его между тонкими пальцами перед своей удивленной матерью, сказал: "Вот что останется от них"...» Отставим пока в сторону вопрос о том, кем был Моисей по происхождению — евреем или египтянином. Чрезвычайно показательно то, что и в египетской, и в еврейской версии уже в юности он предстает человеком, не верящим в языческие культы Египта, презирающим их и исповедующим идею единого Бога.

Шюре был убежден, что Моисей вынес эту идею из тайных книг египетских жрецов, содержавших их самые сокровенные знания, в том числе и о том, что всем миром правит только один Бог, а также укрепился в ней в результате долгих размышлений. Многие историки, а вслед за ними и 3. Фрейд видят в Моисее египетского жреца или знатного вельможу, который стал исповедовать монотеизм вслед за фараоном-еретиком Эхнатоном. Однако еврейские предания дают самое простое объяснение, почему Моисей изначально был монотеистом: он впитал знание о едином Боге в доме своей матери, в котором рос до двух лет и в котором часто бывал в детские и юношеские годы. Восприняв еврейские представления о Боге как о Творце неба и земли, не имеющего образа, доступного восприятию и воображению человека, Моисей уже не мог относиться к религии египтян иначе чем с иронией — как к наивным детским сказкам. Во всяком случае, когда Бог явится ему из Неопалимой купины и представится как «Всесильный Бог отца твоего, Всесильный Бог Авраама, Всесильный Бог Исаака и Всесильный Бог Иакова», Моисей будет точно знать, с Кем он имеет дело.

В еврейских устных преданиях после скандального происшествия с диадемой фараона мы вновь встречаем Моисея уже семнадцатилетним статным и необычайно высоким юношей. Мидраш утверждает, что Моисей был настолько высок ростом, что когда он стоял рядом с троном фараона, последний казался карликом. Правда, комментаторы тут же спешат добавить, что в данном случае речь идет о духовной, а не о физической разнице в росте. Однако, как мы потом увидим, сами события жизни Моисея невольно свидетельствуют о том, что он был хорошо сложен, значительно выше среднего роста людей своего времени (следует учесть, что человек ростом 175 сантиметров для египтян и евреев той эпохи уже был очень высоким, а если рост превышал 185 сантиметров, человек казался им гигантом) и отличался необычайной физической силой.