Мои южные ночи - [11]

– Прошу к столу.

Я опустилась на стул. Джамик Булатович расположился напротив и принялся плотоядно разглядывать меня, держа перед собой меню в кожаном переплете. Я быстро заказала что-то и хотела уже перейти к теме нашей встречи, к тому самому, что не давало мне покоя.

– Джамик Булатович, я вот почему хотела с вами поговорить. Дело в том, что…

– Ни слова больше! – взревел вдруг мой собеседник.

Я от неожиданности вздрогнула и закашлялась. А министр, грохнув по столу пухлым кулачонком, жарко заговорил:

– Я и сам понимаю, что это была чудовищная грубость. Моя вина перед вами так велика, что по заветам предков я должен был бы смыть ее своей кровью. Однако же вы должны мне поверить. В следующем месяце, когда на главной площади Сунжегорска будет проходить День национальной культуры…

В голове у меня путалось. Я вроде бы не пила сегодня ничего, кроме воды. Однако же ощущение было, словно я пьяна вдрызг и никак не могу уловить смысл того, что происходит в ускользающей от меня реальности.

– Джамик Булатович, о чем вы говорите? – наконец решилась уточнить я.

– Ах, не скромничайте! – рявкнул тот. – Я прекрасно понимаю, как грубо, как чудовищно и недопустимо с моей стороны было не предоставить вам слово на Дне сунжегорской поэзии. Вы почтили своим присутствием наш маленький праздник. Можно сказать, московским солнцем воссияли в нашем горном краю. А я проявил такое чудовищное неуважение…

– Ох. – От облегчения я едва не рассмеялась. Наконец-то мне удалось вникнуть в смысл его цветистых речей. – Да бросьте вы, Джамик Булатович, ерунда какая, честное слово. Я совершенно не рвалась на сцену. Я ведь и не поэт.

– Нет, вы поэт! – завращав глазами, убежденно грохнул Колобок. – Вы поэт – по духу! По восприятию мира. Я вижу это в вас. Чувствую… – с придыханием добавил он и снова попытался ухватить меня за руку.

Но на этот раз я, уже наученная опытом общения с велеречивым министром, ловко уклонилась от его загребущих лапок и сердечно отозвалась:

– Для меня огромным удовольствием было послушать вас. Этого мне вполне хватило.

– Ну что вы, в тот день я читал совсем не самые удачные свои стихи, – сверкнул глазом Колобок.

И только я было решила, что дежурный обмен любезностями закончен и можно перейти к занимавшей меня проблеме, как Джамик Булатович вдруг, извернувшись, нырнул куда-то под стол. Откровенно говоря, я перепугалась, решив, что, потерпев фиаско с рукой, этот знойный джигит решился попытать счастья с другой стороны и ухватить меня за колено. Ойкнув, я с шумом отодвинула стул и готова была уже вскочить, когда из-под скатерти показалось раскрасневшееся лицо министра.

– Вот! – победно заявил он мне и бухнул на стол толстую ученическую тетрадь – засаленную, раздувшуюся от вкладок, вклеек и торчащих во все стороны газетных вырезок. – Вот он, труд всей моей жизни. Роман «Под сенью кровавых плащаниц». Я сейчас вам прочту…

Скажу честно, в этот момент меня захлестнуло отчаяние. Судя по тому, как вдохновенно Колобок принялся листать труд своей жизни, он не только вознамерился прочесть мне избранные выдержки и самые сильные места, а продекламировать весь роман целиком. Я с надеждой покосилась в сторону кухни, откуда вылетали время от времени официанты с подносами. Очень хотелось увидеть валящие с той стороны клубы сизого дыма, возвещающие о том, что в ресторане случился спасительный пожар. Но, увы, в зале все было спокойно. За стеклянными – во всю стену – окнами ресторана тоже мирно клонился к закату ясный сунжегорский день. Спасения было ждать неоткуда.

– Джамик Булатович, в Сунжегорском театре сняли с репертуара мою пьесу. И я хотела узнать… – в отчаянии выпалила я.

Но мой собеседник, пропустив мои слова мимо ушей, наконец открыл нужную страницу и, ткнув куда-то в пространство розовым пальцем, заголосил:

– Смрадный вопль застыл над окропленными алой сукровицей равнинами…

Официант, как раз ставивший на стол блюдо с мясом, вздрогнул, покосился на чтеца и, негромко хмыкнув, продолжил заниматься сервировкой. Я же, осознав, что на помощь ко мне никто не придет и нужно брать дело в свои руки, выхватила из сумки как назло молчащий мобильник и крикнула, понадеявшись, что Колобок, впавший в почти религиозный экстаз, все же меня расслышит:

– Прошу прощения! Срочный звонок!

А затем, все так же прижимая к уху аппарат, другой же рукой подхватив сумочку, я рванула прочь из обеденного зала. В холле, отдышавшись, я подумала о том, что, конечно, по правилам приличия нужно было бы вернуться к столу, извиниться перед министром и наврать о том, что у меня случилось что-нибудь ужасное, а потому я никак не могу продолжить нашу с ним увлекательную беседу. Но от одной мысли о том, чтобы снова попасться на глаза этому сунжегорскому баснописцу, мне становилось дурно. Пожалуй, еще одной выдержки из романа «Под сенью кровавых плащаниц» я могла и не пережить.

В итоге, отловив одного из официантов, я сказала ему:

– Вот что, любезный. Ты уж, будь другом, передай Джамику Булатовичу, что мне пришлось срочно уйти. По семейным обстоятельствам.

Уже выскочив на улицу и поспешно сворачивая за угол, я услышала, как за моей спиной хлопнула дверь здания и Джамик Булатович заголосил мне вслед: