Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. - [190]

В то же утро я получил из комиссариатского департамента добавочные прогонные деньги на три лошади до Анапы, но когда я пришел в штаб корпуса путей сообщения, {уже извещенный о моей командировке в Анапу}, для получения обыкновенных прогонных денег на три лошади, то начальник штаба генерал-майор Мясоедов в этом отказал, ссылаясь на то, что в отношении военного министра, в котором он извещает о моей командировке, ничего о прогонных деньгах не упоминается. При этом Мясоедов, узнав от меня о получении мной тысячи рублей на подъем, не мог надивиться, что я в капитанском чине получил такую значительную сумму, какой никогда и генералам не выдавали в ведомстве путей сообщения. Я немедля доложил военному министру о неполучении мной обыкновенных прогонных денег из штаба корпуса путей сообщения. Чернышев и бывший при моем докладе директор его канцелярии Брискорн{797} сказали, что они полагали достаточным уведомить главноуправляющего путями сообщения о командировании меня в Анапу, для того чтобы я получил узаконенные прогонные деньги, но что подобные затруднения всегда встречаются при их сношениях с ведомством путей сообщения. Немедля выдано было мне предписание на получение и обыкновенных прогонных денег из комиссариатского департамента с тем, что впоследствии Военное министерство потребует их возвращения из Главного управления путей сообщения. {Нельзя при этом не заметить разницу взглядов служащих в этом управлении и в Военном министерстве на ту сумму, которая была мне дана на подъем; первым казалась она чрезвычайно большою, а последним малою. Хотя по сравнению с другими лицами, командированными в это время по Военному министерству на Кавказ, я получил небольшие подъемные, но я не мог быть недоволен, сравнивая эту командировку с командировкою меня в 1840 г., когда мне ничего не дали на подъем, а прогонные деньги выдали не на шесть лошадей, как бы следовало, а только на две.}

Граф Толь был в это время очень болен; вместо него управлял его товарищ генерал-лейтенант Девятнин, к которому я ходил откланиваться. Он жил по-прежнему во флигеле дома главноуправляющего путями сообщения, {где в 1837 г., как описано мною в III главе «Моих воспоминаний», он меня убеждал остаться при работах по устройству Тульского оружейного завода. Тогда он был только директором Департамента путей сообщения, а в 1841 г., когда я был у него, приехав с Кавказа в Петербурге, и в настоящий приезд 1842 г., он был товарищем главноуправляющего и по болезни графа Толя управлял вместо него. Тон его совсем изменился}; в кабинете его, где было прежде много кресел, оставалось только одно кресло, на котором он сидел; следовательно, являвшиеся в его кабинет поневоле должны были стоять.

Оставив в Москве жену и сестру, я в первых числах апреля по невообразимо скверной дороге поехал на Кавказ в тарантасе. Сестра мне дала для услуг в дороге человека своего Ивана, очень сильного мужчину и шумливого. На каждой станции он сильно шумел; {требуя лошадей на станции} перед Мценском, {где замешкались выводом лошадей, он} побил ямщиков. Я в это время спал в совершенно закрытом экипаже; шум разбудил меня, и я услыхал, что проезжающие {в экипаже, стоявшем на той же почтовой станции} (кажется, это были братья Плещеевы), сказали: «Tel maître, tel valet»[90]. Замечание их было вовсе несправедливо, но в эту минуту умерить порывы Ивана было невозможно и даже опасно; пользуясь моим неодобрением, все ямщики накинулись бы на него. Я неоднократно убеждал его быть поскромнее, но мои убеждения мало помогали.

Грунтовая дорога от таяния земли была так дурна, что я опасался не поспеть в Анапу к назначенному мне военным министром сроку, и потому я бросил в Мценске мой экипаж и поехал на двух почтовых перекладных телегах, так как на одной не могли уложиться мои вещи. Имея только одну подорожную на три лошади, я встречал на станциях затруднения в получении второй тройки. Это заставило меня обратиться в Орле к губернатору генерал-майору князю Петру Ивановичу Трубецкому{798} (Васильчиков был уже уволен от службы; {его предчувствие сбылось}) с просьбой о выдаче мне другой подорожной. Он очень затруднялся, но вместе с тем опасался военного министра, если не исполнит моей просьбы, и наконец выдал мне вторую подорожную.

Заехав в Екатеринодар для объявления Завадовскому приказания Чернышева, {чтобы он прибыл в Анапу ко времени приезда последнего}, я поехал в Керчь, откуда ходили пароходы в Анапу. В Керчи я застал флигель-адъютанта графа Эдуарда Трофимовича Баранова{799}, впоследствии генерал-адъютанта, генерала от инфантерии и члена Государственного Совета, и вместе с ним на военном пароходе прибыл в Анапу. С Барановым я познакомился еще в прошлом году в Керчи же, куда он был командирован для формирования 3-го Черноморского линейного батальона. Эти батальоны стояли в укреплениях Черноморской береговой линии, смертность в них была {весьма} большая, так что сформированный Барановым в прошлом году батальон был распределен в те ба тальоны, где была большая убыль в людях, и Баранов в 1842 г. был снова командирован для сформирования 3-го Черноморского линейного батальона. Я с того времени постоянно находился с Барановым в хороших отношениях.