Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. - [165]
Название «пластун» было очень известное тогда на Кавказе, но для читателя, может быть, необходимо его пояснить. Пластун был казак Черноморского войска, бесстрашный, отлично стрелявший, проводивший бо льшую часть жизни в одежде дикаря с винтовкою в руке в камышах под открытым небом. Про пластунов было поверье, что они заговорены от черкесских выстрелов, а что они даром выстрела не выпустят. Они по высокому, толстому и частому камышу ходили так, что их движения не было слышно, а между тем они каким-то чутьем разузнавали след, по которому прошел черкес. Пластуны, вдвоем или втроем, ходили к непокоренным черкесским[82] племенам, переплывали для этого через р. Кубань в выдолбленном дубе, который один из них взваливал себе на спину, и отправлялись, как они выражались, на охоту. На этой охоте они убивали одного или двух черкесов или уносили что-нибудь у последних и возвращались целы и невредимы.
При наступлении сумерек 19 февраля, когда мы собирались идти с Андреевского поста на Вареникову пристань, Шульц мне сказал, что он возьмет с собою только благородное оружие, т. е. шашку, а не огнестрельное, и надеется, что я поступлю так же. Я отвечал, что не возьму никакого оружия; он этому очень удивился, но я шел без всякого оружия вовсе не из храбрости, а потому, что оно мне было бы бесполезно в случае нападения, так как я не умел им владеть. Выйдя к собравшемуся маленькому отряду казаков, Шульц не мог удержаться, чтобы по принятому порядку не поздороваться с ними в ожидании громкого ответа казаков: «Здравия желаем, ваше высокоблагородие». Но казачьи войска на Кавказе не были к этому приучены, и только несколько казаков отвечали вышеприведенным восклицанием, другие просто поклонились, а большая часть и того не сделали. Если бы весь отряд отвечал громогласно, то это могло бы возбудить внимание черкесов и нарушить тайну нашего перехода; к тому же Шульц, произведенный в полковники позже Филипсона, не имел и права в присутствии старшего здороваться с отрядом.
{Затем} мы, {согласно предположенному}, отправились на Вареникову пристань и выслали десять пластунов на левый берег Кубани {для удостоверения, что на нем вблизи реки нет черкесов}. В ожидании их возвращения Шульц и я сидели у большой ветлы на берегу реки. Шульц, недавно женившийся и оставивший свою жену в Лифляндии, говорил мне между прочим: «А что, если бы наши жены знали, какой мы вскоре подвергнемся опасности». Я отвечал, что жена моя знает об этом; замечание Шульца доказывает, что как бы человек ни был храбр, а когда есть сердечная привязанность, то поневоле приходит на ум опасаться несчастных последствий храбрости. Удостоверившись, что на левом берегу Кубани нет вблизи черкесов, мы переплыли {на этот берег} и спрятались в камышах в ожидании близкого восхода луны. Шульц продолжал объяснять мне свои проекты. Чтобы показать, до какой степени они были глупы, упомяну об одном из них. Он полагал завести такую академию, в которой воспитывались бы постоянно двенадцать человек молодых людей и выпускались бы после шестилетнего курса прямо в министры двенадцати частей, на которые разделялось бы государственное управление. Они оставались бы министрами в продолжение 6 лет, по прошествии которых были бы заменены вновь вышедшими из академии, а сами, как опытные люди, заседали бы в Государственном Совете.
{Полагаю, что нечего приводить деланных Шульцем выводов и передавать другие его проекты. Достаточно приведенного для получения понятия о Шульце.} Он вскоре утомился и заснул; я же не мог заснуть, и каждый шорох камыша заставлял меня поворачивать голову. Пластуны же продолжали свое обозрение местности далее, и я не мог надивиться их способности ходить по камышам без малейшего шума. С восходом луны я разбудил Шульца, и мы отправились по камышам на более возвышенную местность, где было пахотное поле, с которой были видны разбросанные сакли черкесов. Я заметил все, что мне было нужно для составления проекта сообщения от Кубани до означенного возвышения, и утром мы вернулись на правый берег Кубани; бывшие с нами пластуны успели утащить из горских саклей топоры и еще какие-то вещи, не представлявшие никакой ценности.
В этот же день я поехал в Ставрополь, где в ожидании удобного пути для переезда с женой в Керчь занимался составлением проекта устройства земляной насыпи и деревянных мостов у предполагаемой через Кубань переправы, которая должна была состоять из парома значительных размеров. {Лица, которых я посещал и посещавшие меня с женой, были те же, как и в первые мои приезды в Ставрополь.}
Во второй половине марта, купив очень поместительный тарантас с колясочным кузовом, я с женой поехали в Керчь. Проезжая по земле кубанских казаков, мы услыхали пушечные выстрелы за Кубанью и вскоре повстречали верховых казаков с чем-то перекинутым через седла, со всех сторон завернутым. Это были убитые в стычке, происходившей невдалеке, между нашими войсками и черкесами; я же уверил жену, что это везли провиант и фураж. Вскоре встретились с нами несколько фур, наполненных обвязанными и перевязанными ранеными с кровавыми пятнами. Несмотря на это положение, они, встречаясь со мной, снимали фуражки, как это было тогда установлено для нижних чинов при встрече их с офицерами. В казачьих станицах, через которые мы проезжали, хоронили убитых в означенной стычке. Перед Екатеринодаром мы остановились на ночлег на почтовой станции, от которой в расстоянии одной версты, на другом берегу Кубани, видны были огни, разведенные черкесами. Погода была хорошая, давно не было дождей, и мы без затруднения проехали через г. Екатеринодар, где в дождливое время экипажи и менее грузные, чем наш тарантас, тонули в грязи, и так как их нельзя было вытянуть из грязи несколькими парами волов, то их покидали до просушки. Также без затруднений мы проехали днем вышеописанные мной плавни. Через Керченский пролив переехали мы в баркасе, на который поставили тарантас. Я говорил уже о том, что жена моя очень боялась воды, но здесь надо было покориться необходимости. В Керчи мы наняли верхний этаж в одном из лучших домов Кобазова, между которым и Керченским заливом лежали, так же как и перед многими другими домами, кучи рыбы. Они были так велики, что бедные люди брали из них бесплатно по десятку мелких рыб, и на это никто не обращал внимания.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга о семье, давшей России исключительно много. Ее родоначальники – одни из отцов-основателей Российского капитализма во второй половине XVIII – начале XIX вв. Алексеевы из крестьян прошли весь путь до крупнейшего высокотехнологичного производства. После революции семья Алексеевых по большей части продолжала служить России несмотря на все трудности и лишения.Ее потомки ярко проявили себя как артисты, певцы, деятели Российской культуры. Константин Сергеевич Алексеев-Станиславский, основатель всемирно известной театральной школы, его братья и сестры – его сподвижники.Книга написана потомком Алексеевых, Степаном Степановичем Балашовым, племянником К.
Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.
В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.
Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.
В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.