Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. - [141]

В первое посещение Императором Николаем Нижнего Новгорода, в 1834 г., местоположение этого города ему очень понравилось, и он отдал разные повеления, служившие к украшению города. Для исполнения этих повелений потребовалось бы несколько десятков миллионов рублей; часть их была заимствована из государственных кредитных учреждений на продолжительный срок с уплатою процентов с погашением капитала из учрежденного на этот предмет сбора с грузов на судах, прибывающих к пристаням города и отходящих от этих пристаней. Высочайшие повеления состоялись в устройстве набережных с садами, спусков из верхней части города в нижний, казарм и других зданий; всего в 1834 г. Государем было отдано более ста повелений, относившихся к Нижнему Новгороду, в том числе, конечно, были и не трудные к приведению в исполнение, как, напр.: чтобы ворота дома, занимаемого архиереем, выходящие на Печерскую улицу, были всегда отворены, чтобы пристяжные лошади пожарной команды не загибали шей, и т. п. Между прочими повелениями было указано на два места кремлевской стены, в которых до́лжно было устроить две башни с небольшими в них помещениями, из коих одна предназначалась для Императора, а другая для Императрицы Александры Федоровны. Государь сказал тогда, что он после 25 лет царствования передаст престол Наследнику и поселится в этих башнях. Устройство <этих> башен, как и многих других работ, предначертанных Императором Николаем, откладывалось с года на год и наконец было вовсе отменено.

Наблюдение за производством указанных Государем работ было возложено на нижегородского военного губернатора генерал-лейтенанта Бутурлина{677}. Сверх губернских строительных комиссий, состоявших под председательством губернаторов в ведении Главного управления путей сообщения, в нескольких городах (помнится, в 18), и в том числе в Нижнем Новгороде, были учреждены особые комитеты по устройству собственно этих городов, состоявшие также под председательством губернаторов в ведении Департамента военных поселений, которого директором был генерал-адъютант граф Петр Андреевич Клейнмихель. В комитетах состояли старшими членами начальники работ из корпуса инженеров путей сообщения или из корпуса инженеров военных поселений, которые при образовании этого корпуса, кажется в 1831 г., большей частью были переведены также из инженеров путей сообщения, бывших до этого времени в откомандировке при военных поселениях. Инженеры эти производились в чины в одной очереди с военными инженерами, носили одинаковый с ними мундир, за исключением того, что клапан на рукаве мундира был не из красного, а из зеленого сукна, как на мундире инженеров путей сообщения. Производство работ, указанных Императором Николаем, возложено было на комитет по устройству г. Нижнего Новгорода. Начальником работ в этом комитете в 1835 г. был инженер путей сообщения полковник Петр Данилович Готман{678} (впоследствии генерал-майор), человек честный, имевший познания, но до излишества покорный начальству, слабый относительно подчиненных и вообще не умевший ни себя, ни производимые под его управлением работы поставить так, чтобы его уважали и не делали излишним вмешательством беспрерывных затруднений в производстве работ, а подчиненные ему инженеры не делали <бы> злоупотреблений, не вели <бы> разгульной жизни и усердно[73] занимались порученными им делами.

Некоторые из работ, указанных Императором Николаем, были немедля начаты, и он, проезжая через Нижний Новгород в 1836 г., был ими очень доволен. При представлении Императору инженеров Бутурлин отозвался о них с большою похвалой, и об одном капитане – что он, кроме того что усерден, очень ученый инженер. Император на это отвечал, что ему ученых не нужно, а нужны исполнители. Все инженеры были представлены к наградам, и между прочими упомянутый капитан {на равных с другими}, к ордену Св. Владимира 4-й ст., что в то время имело большое значение, в особенности если представляемое лицо не имело других младших орденов. Государь утвердил все представление, но вычеркнул награду капитану, которого Бутурлин назвал, неизвестно почему, ученым, тогда как он был из плохих учеников в Институте путей сообщения. Бутурлин благоволил к нему, тогда как он почти постоянно бывал пьян. Впрочем, и Бутурлин был очень предан этому пороку; ему случалось, что полицейские солдаты его пьяного почти без чувств приводили домой. Вообще 11-летнее управление его губернией было самое сумасбродное, но тогда, при общем загоне, управлять было легко; все низшие терпели беспрекословно, а высшие лица, если умели им угождать, не только не удаляли подобных губернаторов, но считали их очень хорошими, и в этом числе был Бутурлин. Смысла, конечно, не было во всем том, что писал Бутурлин и на иностранных языках, а на русском к этому прибавлялась еще безграмотность. Очень сожалею, что у меня не сохранилось ни одного из его приказов и объявлений. Помню только, что многие из них, как особый курьез, ходили по рукам и в Нижнем, и в обеих столицах. В одном из объявлений к жителям города, {вполне бессмысленном и безграмотном}, Бутурлин, по случаю частых и сильных пожаров, заявлял жителям, что многие подозрительные люди ходят по улицам, чтобы делать в удобных местах поджоги, а потому поручает наблюдать за ними и замечать, кто из них куда утек {это слово помещено в объявлении}. Этим начинается довольно длинное объявление, переполненное подобными курьезами; кончается же оно тем замечанием, что многие даже богатые обыватели, как только начнется пожар в городе, посылают верховых справляться о месте пожара, и их посланные скачут взад и вперед без оглядки, так что их лошади при встрече стукаются лбами {(буквально)}, причем губернатор советовал вместо подобных рассылок всякому обывателю сидеть дома и наблюдать за безопасностью собственного жилища.