Мои воспоминания. Часть 2 - [9]

Тут же поставили на стол несколько бутылок водки. Появилась большая хала с селёдкой, и усталое общество весело пило и кричало «ле-хаим». После питья – потанцевали. Плечом к плечу, рука в руке, вспотевшие, красные, воодушевлённые лица, и с громким топотом сливался живой, захватывающий хасидский напев.

Так радовались хасиды.

Радость от порки других совершенно заглушила во мне горе от того, что хотели выпороть моего отца, и от этой хасидской игры я долгое время ходил в большом воодушевлении. И позже похвалялся перед товарищами по хедеру:

"Пороли взрослых отцов семейства. Я сам это видел. Сам видел, как пороли".

«Где?» – Спрашивали меня с завистью.

«В штибле... - махал я гордо рукой. И мои товарищи по хедеру завидовали такой удаче. Ещё бы – видеть, как порют взрослых отцов семейства!

Глава 3

Снова учение. – Обман. – Моя поездка в Бриск. – Хальберштам. – Ложь. – Я еду в Белосток. – Поездка. – «Восемь персон». – Извозчик. – Мне тесно. – Не чувствую ног. – Грязь. – Сломалось колесо. – «Охотники». – Чуть не умер. – Белосток! – Тётка. – Письмо. – Моя слабость. – Я еду домой. – Глупость. – Снова дома. – Хочется путешествовать. – Варшава.

К тому времени я раз навсегда решил, что мне следует "покинуть" жену и сына и ехать учиться.

Для моей жены это всё же было тяжело. Ведь она – сирота, без матери и отца, с ребёнком на руках. Как я могу её оставить на своих родителей, при том, что мать ничем не интересуется, кроме своих «Обязанностей сердец», а отец к ней совсем охладел.

Для меня это был большой вопрос, и я очень этим мучился. Ни к какому делу я не подходил, так как был благородного происхождения, то есть занятия торговлей мне не подобали. Я также был «взрослым», солидным человеком и не мог жульничать, и в этом смысле также – самым правильным было – учиться, чего мне уже давно хотелось. С помощью образования я также смогу содержать свою жену.

Мне казалось, что из меня может получиться по-настоящему образованный человек, способный как подобает содержать свою жену и ребёнка. Взявшись за это, я года через три-четыре кончу, конечно, мои занятия и буду обеспеченным человеком. Чтобы стать, например, раввином, надо трудиться десять-двенадцать лет, а потом можно не найти места. А я знал из практики, что тот, кто хоть что-то кончил – уже обеспечен заработком, и всё больше укреплялся в своём решении. Ведь в деревне, - думал я не без тщеславия – все мы огрубеем, пропадём. Решено: что бы ни было, пусть я буду страдать, голодать, нуждаться, но не останусь невеждой. Жена моя со мной соглашалась, но только внешне. Я понимал, что в душе она лучше была бы ешувницей, хозяйкой корчмы или арендаторшей – что нам фактически было бы легко получить через деда. Но она также знала, что я этого долго не выдержу. И поэтому соглашалась.

Начать было очень трудно. Как оставить жену у свёкра и свекрови, где будет ей одиноко и не очень приятно? Ничего лучше я не нашёл. Но что делать? Ехать надо, и я решил её обмануть (ради ученья – можно), выдумать какую-то поездочку, уехать на пару недель, взяв с собой немного вещей. Например, я поеду в Бриск, где мой старый знакомый маскиль мне покажет, как за это взяться.

Это была моя вторая поездка в Бриск ради ученья. В этом же городе жила моя богатая, гостеприимная тётя, а также и приятель, Шмуэль Майримс, с которым мы часто философствовали. В юности он был настоящий илюй, умный и оригинальный знаток. И к тому же, по старому обычаю, постился по понедельникам и четвергам во время праздника Шавуот при публичном чтении восьми отрывков из книги Шмот, каждую пятницу и десять дней покаяния[7]. Но после свадьбы стал маскилем, очень свободным и критически мыслящим, и прославился как апикойрес. Этот Шмуэль меня тоже убеждал учиться, чего бы он сам очень хотел, но не мог из-за своего магазина платков, где, как назло, дела шли совсем неплохо.

«Я бы лучше хотел быть нищим, но образованным», - говорил он.

Мы с ним договорились, что я поеду в Белосток, который тогда был в наших местах центром Хаскалы. Во главе белостокской Хаскалы стоял зять Заблудовского Элиэзер Хальберштам, берлинский маскиль, взявшийся просветить всех белостокских молодых людей. Стоило ему это нескольких тысяч рублей в год. Он также получил для этой цели большие суммы денег от своих знакомых маскилей и купцов, и хотя сам был фабрикантом платков, но больше занимался Хаскалой, чем свой фабрикой. Дело вела его жена, прекрасная хозяйка, а он занимался своим делом, стараясь оттолкнуть молодёжь от бет-мидраша и просветить её. Денег, как сказано, не жалели.

В те времена – во времена Хальберштама – в Белостоке происходили десятки разводов. Тестья разводили своих зятьёв - из тех, кто прежде были знатоками и богобоязненными евреями и превратились в «апикойресов». В Белостоке совершалась настоящая революция, и город стал знаменит как город апикойресов, занятый Хаскалой и образованием.

Второй мой знакомый, тоже маскиль, некий Бергзон, дал мне письмо к белостокскому казённому раввину, тоже маскилю, и как раз другу Хальберштама, где написал, что я ещё совсем не знаю русского - не знаю ничего, кроме Талмуда. Но, как ему кажется, из меня может получиться хороший маскиль: молодой человек из деревни, где можно заработать на жизнь, с таким энтузиазмом рвётся к образованию. Надо ему помочь, и т.д., и т.п.