Мои Воспоминания. Часть 1 - [99]

Глава 27

Холера. – Тогдашние средства от холеры. – Смерть раввина. – Слух о том, что он воскрес. – Я ищу желающего купить магазин. – Вахнович. – Я хочу стать казённым раввином. – Пощёчина.

Холера из Бреста, точно живое существо, прибыла прямо в Каменец. Эпидемия распространилась страшно быстро. В Бриске умерло с месяца элюль до кислева[182] больше двух тысяч человек, и в Каменце было не менее ужасно. Из первых умерла внучка раввина, дочь реб Симхи, молодая замужняя женщина, и после неё стало умирать в маленьком Каменце по два-три человека в день, а один раз дошло до восьми в день. Вставая утром, сразу слышали о новых покойниках.

Ничего удивительного, что так много людей умирало. О дезинфекции тогда не имели никакого понятия, умерших от эпидемии обмывали дома, а не на кладбище, как принято, тёплой водой, которая лилась повсюду. Более удивительно, что не умерли все. Но и так множество полегло.

У отца умерла четырнадцатилетняя сестра и двухлетняя дочка. Евреи даже стали применять такие проверенные средства, как устройство свадьбы на кладбище дурочки-калеки со слепым парнем. Ставили на кладбище хупу с надеждой на появление здорового потомства. Помню также, как в пятницу шли через весь город с Торой в руках некоей – не рядом будь помянута – процессией, произнося: «смесь благовоний…»[183]. Но никакие средства не помогали.

Тогда ещё не знали последних средств, применявшихся пятнадцать лет назад в Польше во время холеры в Люблине.. Тогда все изготовляли колечки из лулава[184], запрягали четырёх девочек и распахивали кусок земли с той стороны города, откуда пришла холера. Также приводили на кладбище гоя, платили ему три рубля в день за то, чтобы он стоял там у ворот, и когда приносили покойника, говорил бы:

“Tu niema miejsca”[185]. Гой при этом, имея гойскую голову, говорил, когда приносили покойника, нечто противоположное:

“Tu jest dosyc miejsca[186], несите сюда всех евреев”.

Но у нас в Каменце, как сказано, ничего тогда не слышали ни о вспахивании земли с одной стороны с помощью девочек, ни о люблинских колечках, и асессор с исправником так же знали, что предпринять, как мы знали, что происходит на луне. Не могу удержаться, чтобы не рассказать о настоящем чуде: в Заставье не умерло ни одного человек, как будто преградили путь ангелу смерти, чтобы он там не смог появиться. Произошло какое-то странное, непонятное явление. С другой стороны, в Высокой холера была большая, в Каменце – не меньше, а жители Заставья находились в Каменце целыми днями, уезжая домой только на ночь – и все уцелели.

В первый день Сукот в течение часа умер от холеры мой дядя-раввин. Естественно, пришёл весь город, слёзы лились рекой. В доме дяди было полно народу, и помню, что палец его слегка шевельнулся и все закричали, что праведник ещё жив. Окно было открыто, и в городе тут же распространился слух, что праведник ожил. Но часа через два были похороны.

Когда я вернулся домой, бабушка Бейле-Раше меня спросила своим задушевным голосом:

«Хацкель, ты был возле дяди. Правда ли, что говорят - будто раввин вдруг сел и сказал: “Не плачьте, дети, за мной закроется земля”?»

Я ей рассказал, как всё было. Но ничего не помогло: слух продолжался. Ночью, однако, умерло сразу пятнадцать человек, и с этого началось усиление эпидемии. И сказки про раввина сразу затихли. Эпидемия продолжалась почти до Хануки. Все стояли на пороге смерти. Только что – человек на ногах, и вот уже – в лучшем мире.

Всё это время никто не имел никакого дохода, раздавали милостыню нуждающимся, и многие продали с себя последнюю рубашку за хлеб.

В городе было помещение с кувшинами горячей воды, имелось целое общество “растирателей”, работавших день и ночь, растирая и согревая больных. Но члены общества все до единого умерли, вместе с Йослом, их истинным командиром и большим героем.

После холеры город почти опустел.

Но беда – бедой, а заработок всё равно нужен, и снова стали искать, как заработать, и отцу, бедняге, пришлось забросить своих хасидов вместе с хасидским штиблем и отправиться в поместье Вахнович, расположенное в трёх верстах от Каменца, которое дед арендовал у графа из Турны. А я остался в Каменце со своей лавочкой. Но мы понимали, что будем так сидеть, пока не проедим последние деньги. Ни товара для крестьян у нас не было, ни тащить их за рукав, как следовало делать, мы не умели. И ждали, что крестьяне придут сами, в результате – полный провал.

Несмотря на скромность наших расходов, поскольку все продукты питания нам слал отец из поместья, а нас было только двое и прислуга, всё же уходило много денег. Я никогда не умел экономить. Такой уж я имел «семейный недостаток», и было ясно, что дальше мы так жить не можем.

Бог не бросает людям кошельки с деньгами с неба, хлеб также не растёт для людей на деревьях. Прежде, чем хлеб попадёт человеку в рот, надо хорошо поработать – пахать и удобрять, сеять, косить, сушить, молотить и снова сушить, молоть, просеивать, месить, печь – и только тогда получаем готовый хлеб. Как видно, человек должен хорошо поработать, пока получит кусок хлеба. А сидя в магазине, глядя друг на друга и не желая тянуть крестьян с крестьянками за рукав, мы, конечно, не заработаем, а плату за магазин и за квартиру будем бросать на ветер.