Мои Турки - [38]

В институте Сережа занимался общественной работой, ему часто приходилось бывать в обкоме. И перед самым отъездом из Саратова он обратился в обком с просьбой о направлении на работу в районное село Турки.

— Послушайте, Куделькин, а в этих самых Турках Тома Кудельки-на не является вашей родственницей?

Сережа удивился. Его маленькая племянница, эта кнопка Томка, известна уже и в обкоме.

С Сережей разговаривал, видимо, Медведев, муж первой моей учительницы Анны Ивановны. Со слов учительницы он, видимо, так расхвалил меня, что приехав в Турки, Сережа долго вспоминал:

— Ну и «Савельевна»! Ну и прославилась!

Он гордился мной. Приехал он вместе с Марусей, беременность которой была уже сильно заметна.

Я этот год училась в четвертом классе, большинство своего времени проводила в школе; в экспедицию к крестной добирались к вечеру Наши меня по-прежнему оберегали, оставляя вне дома. Но я прижилась и там, играла с Борькой, сыном крестной, который был немного постарше меня.

В школе в это время хорошо была поставлена работа пионерской организации. В этом была заслуга приехавшей из Саратова старшей пионервожатой товарищ Лиды. Войдя в наш в класс, она спросила:

— А кто тут у вас Куделькина Тамара? Я поднялась за партой.

— Мне о тебе в обкоме рассказывали. Будешь мне помогать. Договорились?

Сколько же было энтузиазма в этой вожатой! Казалось, кроме пионерии для нее нет иной жизни.

Как правило, каждый класс — это пионерский отряд. Во все отряды она направила вожатыми самых активных комсомольцев-старшеклассников; как старшая вожатая, умела поставить работу интересно и требовала от классных вожатых точного исполнения всех ее требований. Наш отряд она закрепила лично за собой. Я была избрана председателем совета отряда, который был разбит на три звена во главе со своими звеневожатами. Звенья заключали между собою договора по соревнованию в учебе, в спорте, в самодеятельности. И если кто-то отставал по какому-либо предмету, все звено болело как за себя, с отстающими занимались лучшие ученики.

Интересно проходили пионерские сборы. Они были раз в месяц. Это было совсем не так, как у Лиды или Маруси. Их сборы проходили в классах за партами, концерт — у доски. У нас проходило все торжественнее. Отряд собирался на втором этаже в большом холле, звенья выстраивались, и звеневожатые отдавали рапорты председателю совета отряда, а председатель — вожатому. Потом все садились, слушали доклады о папанинцах, о Чкалове, о героях Октября, о первых пионерах или читали вслух интересные книги о Павлике Морозове или Павке Корчагине, не жалевшего свою жизнь в борьбе за счастье простого народа. Часто всем отрядом пели любимые песни, а в заключение сбора был обязательно концерт художественной самодеятельности.

Со сборов уходили в приподнятом настроении, каждому хотелось вырасти быстрее и стать похожими на тех героев, о которых читали или услышали в докладе. Сбор — это была своего рода игра, но она воспитывала в нас чувство патриотизма, любовь к своей Родине.

Мы любили и свою боевую вожатую, а она фанатически любила свою пионерскую работу, была выдумщицей на всякие затеи, походы, с концертами водила нас в школу механизации, Дом культуры, Дом пионеров, в радиостудию, в дом отдыха и т. д.

Училась я и этот год как всегда, на отлично; учеба давалась легко, к тому же я была очень прилежной. И хоть продолжала жить у крестной, старалась быть дисциплинированной, как всегда, и учиться, как всегда.

А дома на Лачиновке было в это время очень печально: Лида в свои девятнадцать лет доживала последние дни. 3 марта 1939 года она умерла.

А вскоре по всей стране было раскрыто «дело врачей». Судили врачей и в Энгельсе.

— Николай Петрович, — сказал как-то политработник, знавший дядю Колю как. Осина и Куделькина, — а не является ли вам родственницей Лидия Петровна Куделькина?

— Она была моей родной сестрой. Теперь ее уже нет, она умерла, — ответил дядя Коля.

— Ваша сестра была убита, как другая молодежь, в основном студенческая, врагами народа, завербованными Западом.

Начальник политотдела был на судебном процессе. Задача завербованных врачей состояла в уничтожении студентов страны, старшеклассников, ученых. За два года в Саратове и Энгельсе было убито более тысячи человек. Как правило, заболевшим воспалением легких или пневмонией больным вводили вместо лекарства усиленные дозы палочек Коха. Если молодые организмы продолжали бороться, делалась операция: отключалось здоровое легкое, надежды на выздоровление быть уже не могло, родным предлагали больных забирать домой.

После смерти Лиды я возвратилась в свой дом. Мама Наташа не плакала. Но ей было бы легче, если бы она выплакалась. Разъехались по своим городам дядя Коля и Маруся. Мама продолжала работать в Госбанке. Папа старенький продолжал отбывать свой срок в тюрьме. Мама сообщила ему о смерти Лиды. Однако он в ответном письме спросил о состоянии ее здоровья. Мама сообщала снова. Но и он спрашивал о Лиде снова. В таком случае мама написала иначе. Она сообщила, что ее младшая сестра навсегда уехала к старенькой бабушке Маше. И папа все понял. Как узнали позже, после несправедливого случая с его заключением в тюрьму, он перенес там инфаркт. Тюремная цензура, как правило, проверяла письма от заключенных, а также и письма, приходящие к ним. Больного сердцем безвредного и спокойного старика жалели и печальную весть в письме зачеркивали.