Мои темницы. Пурпур. В бархатных когтях - [205]

— Мы поедем поближе к карлистам? — поспешно сказала она.

Кровь загорелась в ее жилах, и по ее голосу ясно было слышно, что она охвачена нетерпением.

— Придется, — отвечал Марко. — Придется переезжать реку как раз под ними. Надо подвигаться бесшумно. Нельзя разговаривать даже шепотом.

И с этими словами он подвел свою лошадь к одному из больших камней, которые лежали на краю дороги, чтобы было видно, где начинается обрыв.

— Я могу подать тебе только одну руку, — сказал он. — Можешь ли ты сесть на лошадь с этого камня?

— Сзади тебя? Как мы делали, когда я была еще маленькой?

Как большинство испанцев, Марко вырос в седле, Хуанита тоже не боялась лошадей: она вскарабкалась на широкий круп лошади и, обхватив Марко обеими руками, уселась, как в дамском седле.

— Если мы поедем рысью, я упаду, — со смехом шепнула она.

Они скоро съехали с дороги и стали спускаться к реке по крутой узкой тропинке, которую можно было различить только потому, что на ней не было в изобилии росших кругом кустов. Через брод тропинка вела к хижине, которую из вежливости называли фермой: земли при ней едва ли можно было насчитать и акр.

Почва была мягкая, мшистая и, благодаря шуму реки, неслышно было, как лошадь осторожно спускалась вниз. Через несколько минут они достигли воды, и лошадь храбро пошла вброд. На другом берегу Марко шепнул Хуаните, чтобы она слезла с лошади.

— Вот ферма. Лошадь я оставлю здесь в сарае.

Он также слез с седла.

— Подождем здесь несколько минут. Поднимается луна. Может быть, карлисты побывали и здесь.

Небо стало светлеть. Через минуту-другую месяц выглянул из-за резко очерченных вершин холмов и залил долину красноватым светом.

— Нет, все идет хорошо. В хижине все спят. Из-за шума реки они, должно быть, не слыхали стрельбы. Тут мои друзья. Они нас накормят и дадут тебе другую одежду. В этой нельзя идти.

— О, — со смехом заметила Хуанита, — я теперь надела монашеское платье, а его снимать уже нельзя.

И она протянула руки к своему развевающемуся капору, как бы желая защитить его от нападения.

Вдруг Марко обернулся, обхватил ее больной рукой, а здоровой зажал обе ее руки. Потом он быстро сорвал с ее головы капор и бросил его в реку. Накрахмаленный полотняный убор быстро закружился в ее волнах.

Хуанита продолжала смеяться, но Марко не отвечал на ее веселость. Она вспомнила, что однажды она уже угрожала Марко надеть монашеское платье, вспомнила и совет Сарриона не делать этого, так как это может встревожить его.

Оба молчали довольно долго.

— У тебя только одна рука, но зато какая сильная, — сказала наконец Хуанита с напускной веселостью.

И она украдкой посмотрела на него из-под своих длинных ресниц.

XXVII В облаках

Марко привязал свою лошадь к дереву и направился к хижине. В ней, казалось, не было ни запора, ни решеток. Существование этого брода знали немногие, да и река Волк пользовалась дурною славой, и это спасало хижину. Дверь растворилась настежь при первом же усилии, и Марко вошел внутрь. В очаге тлели еще дрова, и в закопченной от дыма хижине стоял какой-то кислый запах.

Марко окликнул хозяина по имени. В соседней комнате кто-то завозился. Слышно было, как чиркнули спичкой. Через минуту дверь открылась, и в ней показалась старуха, державшая над головой лампу.

— Ах, это вы, — сказала она. — И ваша жена здесь! Что вы делаете здесь в такой час?.. Карлисты?

— Да, карлисты, — отрывочно отвечал Марко. — По дороге нам нельзя проехать. Мы отослали экипаж назад и пойдем пешком через горы.

Старуха подняла руки и затрясла ими в знак своего ужаса.

— О, — вскричала она, — возврата для вас нет. Но я знаю вас. Если вы захотите, то пройдете, хотя бы на вас падал дождь скал. Но ваша жена! Вы и не знаете, какой это ребенок с блестящими глазами. Садитесь, дитя мое. Я сейчас дам вам все, что могу. Я одна в этом доме. Все мужчины ушли в долину рубить дрова, да кстати взглянуть, что стало теперь с нашими хижинами там на горах.

Марко поблагодарил ее и объяснил, что им нужно только поставить куда-нибудь лошадь.

— Мы идем в долину сегодня же ночью, — сказал он, — и там, очевидно, встретимся с вашим мужем и сыновьями! А на рассвете поспешим в Торре-Гарду. Но нам нужно платье и платок какой-нибудь из ваших дочерей. Сеньора не может идти в этом платье, оно слишком тонко и длинно.

— Мои дочери… — начала было старуха, умоляюще складывая руки.

— Славные девицы, — со смехом перебил ее Марко. — Они известны всей долине.

— Они не дурны, — согласилась и мать, — но все же это капуста в сравнении с цветком. И, однако, мы можем укрыть цветок в капустных листах.

И она громко рассмеялась своей собственной шутке.

— Займитесь же этим, пока я буду привязывать лошадь, — сказал Марко.

Он вышел из комнаты. До слуха его донеслись слова старухи, что Хуанита потеряла свою мантилью, пока они пробирались в темноте сквозь деревья.

Пока он привязывал лошадь, Хуанита переодевалась, и из хижины неслись веселые крики и смех. Хуанита выросла среди этого народа и умела ладить с ним не хуже, чем он сам.

Вернувшись в хижину, Марко нашел свою жену готовой к дальнейшему пути.

— Я говорила сеньоре, — объясняла старуха, — чтобы она не особенно рассматривала нашу хижину. Я не была в ней уж месяцев шесть, а мужчины, вы знаете, что это такое. Они не лучше собак, право. В сарае у нас найдется довольно сена и сухих веток терновника, и вы можете устроить себе мягкую, хорошую постель и соснете часика два-три. А я дам сейчас вашей супруге чистое одеяло. Смотрите, оно совсем чистое. Никто из нас им и не накрывался, — простодушно добавила она.