Мои современницы - [3]

Отношения с Римом, впрочем, складывались непросто, как и всё в жизни Любови. Самые первые дни для Достоевской были отмечены упадком духа, и в одном из писем она признается: «не скажу, чтобы от него [т. е. Рима] в восторге, может, из-за петербургской погоды – холодной и серенькой. Трамонтана[15] очень плохо действует на нервы»[16]. Усиливаются ее недуги: «Зима в Риме представляет агонию человека, сознающего, что он болен смертельной болезнью и в отчаянии бросающегося от одного доктора к другому»[17].

Возрастает интерес к католичеству – не в нем ли спасение от «всеобщей неурядицы и беспорядочности нашей жизни»? В этой могучей, красивой, интеллектуальной ипостаси христианства она обнаруживает и насторожившее ее черты: идеи героини (думается, и самой Достоевской) о возобновлении патриаршества на Руси встречают самый резкий отпор у католиков, которым вовсе не нужна сильная Православная Церковь. Однако героиня с каждым шагом в Риме всё более отдаляется от России, куда ей уже не суждено вернуться…

При знакомстве с финалом можно подумать, что перед нами – тривиальный сюжет о разбитом сердце, но сам автор, как выясняется, ставил перед собой еще одну задачу: «отказавшись от родины и эмигрировав в Италию она [героиня] наполовину умерла, <…> я имела некоторое "литературное" право отправить ее в более светлый мир»[18].

Писательница осудила «эмигрантку». Достоевская убеждена, что это – не ее путь. Она останется верной родине и религии отцов (и отца!) и возвращается в Петербург. В одном письме она иронизирует над «легендами», где ее смешивают с героиней: якобы она, «увидев любимого человека, выходящего из комнаты кокотки, <…> перешла в католичество» и осталась в Италии[19].

Последний роман, «Адвокатка», можно бы назвать «французским»: повествование начинается в Ницце и, пройдя туристическим пунктиром по Провансу (древнеримскому, что важно для автора), завершается в Париже. Наряду с традиционной темой «Больных современниц», показанных тут в их маниакальной ревности и инфантильном эгоизме, Достоевская обращается к публике с манифестом феминизма. Ее главный адрес – русские женщины, с менталитетом, по ее мнению, «восточных одалисок». Автор страстно призывает их к овладению профессиями и общественному служению. Именно в этом, наряду со следованием христианским ценностям, она видит выход из пошлой обыденности женской доли на Руси. Писательница обнажает перед читателем другие мучившее ее проблемы: Россия и Запад, православие и католицизм, вера и политика. Удрученная ничтожеством политической жизни на родине, в последних строках она выражает мечту о приходе в российский парламент парии Здравого Смысла. Однако самым главным для нее остается «единственно верный, единственно неизменный, великий Христов закон милосердия».

Таковы последние слова, написанные ею как писательницей, но они не были услышаны, более того – история Европы пошла как будто наперекор этому закону…

Уже в эмиграции, в письме к Владыке Евлогию (Георгиевскому), она так описала свое беженское состояние: «пришлось испытать большую нужду, т. к. со времени революции, т. е. скоро пять лет, я ничего ровно из России не получаю. К счастью в нашей семье люди не теряют мужества: я тотчас принялась писать биографию моего отца, кот[орая] год тому назад вышла на немецком языке. <…> Что особенно меня радует, это что книга моя имеет ещё и большое нравственное влияние. Как теперь оказывается, здешние европейские социалисты, пользуясь незнанием наших русских дел, выставили перед европейской молодежью Достоевского как главу социалистов, человека неверующего, глумящегося над Богом, анархиста и мятежника. Все они страшно обозлены теперь на меня за то, что я описываю отца как христианина, верного слугу Церкви и Государства. <…> Мне кажется, что такое тревожное время, как наше, все мы должны вести борьбу за Христа и Его Великое Учение против анархии и безверия. Я с тем большим рвением готова это делать, что сама в эти страшные пять лет поняла какая огромная сила – вера, как страшно слаб без неё человек. Жду в России расцвета веры, кот[орый] наступит тотчас после окончания революции»[20].

…Пришла пора представить Достоевскую-писательницу и современному читателю. Именно с этой целью мы впервые собрали под одной обложкой ее художественные тексты, с нашими комментариями (по предложению издательства сборнику дано название «Мои современницы»). Вне сомнения, спустя столетие читатель не станет ставить на одну сравнительную плоскость отца и дочь. Быть может, напротив, он теперь, через историческую призму, оценит ее высокую культуру, борьбу за права женщин, приверженность христианству, юмор, точные описания российского быта, Петербурга, Европы, да и в целом, оценит ее пусть и скромные, но несомненные литературные дарования, а также – смелость печататься без псевдонима.

Судьба не дала ей шанс воплотить таланты в полной мере: последнюю свою книгу Любовь Федоровна написала, когда ей было 43 года. Шел предвоенный 1913-й год и разразившаяся военная катастрофа и революция прервали ее путь романиста.

Михаил Талалай,