Мои шифоновые окопы. Мемуары легенды - [15]

Прибежищем, спасавшим меня от стыда и молчания, была церковь. И бабушкин дом. Но эта темная сторона поглотила меня и затормозила мое эмоциональное развитие, пока я не вытянулся, как стебель фасоли, и не уехал в колледж, подальше от своих обидчиков. Так или иначе, со временем я осознал, что многие прошли через то, что было моей тайной.

Я сумел пережить надругательство над собой и потерю невинности, хотя понимаю, что это стало причиной многих моих личных проблем во взрослом возрасте. Жесткий диск в моем мозгу был поврежден на раннем этапе. Это мешало мне понять, как реагировать на романтические отношения. Все, чего я когда-либо хотел до этого момента, – это одобрение Дианы Вриланд, Энди Уорхола и Джона Фэйрчайлда.

Я избегал погружения в декадентский гедонистический котел Нью-Йорка, но мне нравилось слушать рассказы об этой жизни. Один человек неизменно мог вогнать меня в краску – эксперт по Пикассо Джон Ричардсон. Любимец всей Парк-авеню, он был ярким представителем аристократии и лучшим другом Паломы Пикассо и Максим де ла Фалез, а также Франсуаз и Аннет де ла Рента (второй жены Оскара) и Мики и Ахмета Эртеган. Он вращался в самых высших кругах общества. И при этом рассказывал мне о своих распутных похождениях субботними вечерами в Вест-Виллидж, в клубе Anvil – баре для геев, которые получают сексуальное удовольствие в кожаных ремнях и стропах, свисающих с потолка. На протяжении долгих десятилетий я был влюблен в сэра Джона Ричардсона. И хотя я никогда не рассказывал ему о своих чувствах, судя по его взгляду, он догадывался. Мы оставались добрыми друзьями до его смерти в 2019 году.

Иногда я заглядывал в Anvil или другие садомазо-притоны – подобные визиты были модным завершением ночных гулянок. В одну из таких ночей мы были вместе с Энди Уорхолом и Рудольфом Нуриевым. Чернокожий мужчина в кожаных штанах с вырезанной промежностью подсел ко мне, и я случайно встретился с ним взглядом. Он начал жестикулировать, потирая руку от локтя до запястья, и кивать.

«Что он пытается изобразить руками?» – спросил я.

«Он пытается соблазнить тебя, – сказал Нуриев. – Он хочет, чтобы ты отымел его сзади в подсобке».

Я, одетый в матовый тонкий свитер от Barry Scott, колье из металлической трубки на репсовой ленте и в бархатные брюки Rive Gauche, услышав это, взвизгнул и побежал к двери.

Studio 54 была больше мне по душе: здесь все танцевали со всеми. Люди перемещались от одного конца танцпола к другому и отплясывали с совершенными незнакомцами. Я проводил в Studio 54 четыре ночи в неделю, притом что на следующее утро в девять пятнадцать мне как штык нужно было появиться в офисе WWD. Я был на пике своей молодости и привлекательности. И хотя я недавно вырвался с сегрегированного Юга, мне нельзя было отказать в стиле и манерах. Я мог сиять во всем великолепии наравне с модной элитой.

_“ Боявшийся, что о моих тайных играх станет известно, я продолжал жить день ото дня так, будто их не существовало._”

Многие танцевали в одиночку, за это их никто не осуждал. Когда же я был не один, моими любимыми партнерами по танцам были Маноло Бланик, Джон Ричардсон и Лулу де ла Фалез, дизайнер аксессуаров и муза Ива Сен-Лорана (почетного упоминания заслуживает также Дайана Росс, пришедшая однажды в платье Yves Saint Laurent, которую я закружил в танце так, что она почти касалась головой паркетного пола Studio 54).

Studio 54, где могло произойти все что угодно. Дайана Росс одета в вечернее платье из бархата и тафты из роскошной русской коллекции Yves Saint Laurent 1976 года. Мне нравилось танцевать, и я пришел в восторг от великолепного пируэта Дайаны Росс.

Лулу приехала в Нью-Йорк вместе с остальной свитой Сен-Лорана. Он тогда создал свой самый яркий шедевр за всю карьеру – русскую коллекцию осень/зима 1976, и Лулу могла себе позволить одолжить любую вещь. Впервые я встретил ее на рождественском приеме в доме ее матери Максим де ла Фалез в Нью-Йорке. Лулу была одета в многослойную юбку из шелкового фая с широкими вставками из бархата на бедрах, украшенными шелковыми кистями и галуном, с нижними юбками контрастных цветов. Все это было дополнено аксессуарами: бесконечными рядами бус из горного хрусталя и жемчуга, а также экзотическими туркменскими браслетами-кафами и золотыми босоножками на высоком каблуке.

Лулу была подобна Крысолову. По зову ее дудочки Ив Сен-Лоран и его партнер Пьер Берже выходили в свет, чтобы хорошо провести время. Когда Лулу и весь клан Сен-Лорана – сам Ив, Пьер, Бетти Катру– десантировались в Нью-Йорке, весь модный Манхэттен приходил в движение.

Лулу была словно тряпичная кукла в моих руках, когда мы танцевали в Studio 54. Я мог подбросить ее высоко в воздух или опустить на пол. Затем сэр Джон Ричардсон в сшитом на заказ костюме в белую полоску, танцуя, делал несколько шагов в мою сторону и со всей силой, на которую был способен, бросал меня в водоворот танца в стиле французских апачей. Реальность переставала существовать, оставались только мы двое в мире фантазий. Полное самообладание, никаких лишних фраз, двусмысленных или непристойных жестов, только чистая радость и веселье. Как же я любил эти вечеринки!