Мои прыжки - [30]

Два-три раза мы снижались до 30–40 метров от земли и неоднократно бросали гайдтроп. Команда не успевала ухватиться за концы, а несколько смельчаков, упорно повиснув на гайдтропе, подымались в воздух вслед за дирижаблем и с высоты полутора-двух метров мешками падали на землю.

Мы снова поднимались до полуторы тысяч метров, чтобы охладить газ и сделать посадку, — все было напрасно.

Меня раздражала такая зависимость дирижабля от температуры, совершенно незнакомая при полетах на самолете; в довершение всего мучил голод. Но больше всего я был зол на себя. Захвати с собой парашют, я давно бы выбросился и сидел бы уже в столовой за обедом. Увы! Я оставил парашют у эллинга.

Не выходя из кабины, мы пробыли в воздухе больше 11 часов. Я уже безучастно сидел у окна, не надеясь до сумерек попасть на землю, как вдруг неожиданный рывок вывел меня из мрачного раздумья. Человек десять из стартовой команды, с криками вцепившись в гайдтроп, на секунду остановили инерцию дирижабля, и в тот же миг за концы ухватились все 60 человек. Дирижабль, все еще порывавшийся вверх, приник наконец к земле.

Среди стартовой команды, державшей дирижабль, я увидел и своих учеников. У них еще не прошло возбуждение от прыжка; они радостно передавали мне свои впечатления, и даже Кречетников, забыв о своем приключении, подошел ко мне и, весело улыбаясь, поблагодарил «за воздушное крещение».

Несмотря на усталость и голод, я чувствовал себя удовлетворенным. Первый такой массовый прыжок открывал для дирижабля новые возможности в деле развития массового парашютизма.

* * *

На другой день среди большого отчета о прыжках одиннадцати я увидел в газете письмо своих питомцев. Они писали:

«Вчера мы, 11 комсомольцев Н-ской районной комсомольской организации Ленинградской области, совершили свой первый прыжок с парашютом. Все прыжки прошли прекрасно. Это объясняется той громадной подготовительной работой, которая была проведена с нами комсомольской организацией района и местным советом Осоавиахима. Мы просим через «Смену» передать нашу искреннюю признательность нашим учителям — заслуженному мастеру парашютного спорта летчику Кайтанову, летчику Бушкову, укладчику парашютов товарищу Матвееву, доктору Элькину, команде комсомольского дирижабля «Смольный» и начальнику порта товарищу Куприянову — за их исключительно чуткое и внимательное отношение к организации первых в мире массовых прыжков с дирижабля.

Комсомольцы, прыгнувшие впервые с парашютом: Гудкова, Баранова, Андриенкова, Растомов, Дегаев, Анфиногентов, Поталенко, Коростелев, Титов, Филиппов, Кречетников».

Жизнь экипажа дороже любой машины

В 1915 году в одном из боев русская авиация потерпела большое поражение. Были сбиты десятки самолетов, и при этом ни один летчик не спасся. Тогда кто-то робко предложил великому князю Константину, командовавшему воздушными силами России, применять для спасения авиаторов «действующее средство — парашют».

— Идея глупа и развратна, — ответил великий князь. — Летчики побросают аэропланы, почувствовав возможность спасти свою шкуру. Отставить ваши парашюты! Пусть летают так! Если не могут спасти аэроплан, пусть разбиваются и сами.

В одном из пунктов нашего летного наставления по-ворошиловски просто и лаконично сказано:

«Жизнь экипажа дороже любого самолета и мотора. Выбрасывание на парашюте в условиях действительной опасности — не трусость и не позор, а мужество и исполнение своего долга». (Наставление по производству полетов ВВС РККА, часть I, 1936 год.)

Русские пилоты, погребенные под обломками сбитых германцами самолетов, слишком хорошо знали, во что оценило командование их жизнь: по тарифу пушечного мяса.

Наши летчики, вооруженные первоклассными истребителями и бомбардировщиками, окруженные любовью народа всей своей родины, ворошиловские летчики по-иному понимают свои обязанности.

Ворошиловским летчикам еще не было надобности показать свои качества в обстановке настоящего боя. Но в повседневных учебно-боевых полетах я не знал случая, когда бы летчик, воспользовавшись парашютом, покинул в воздухе свою машину из трусости. Я знаю немало примеров, когда мужественные пилоты, вопреки наставлению, отказывались от парашюта и, пытаясь спасти машину, нередко гибли сами под ее обломками.

Но мы учимся владеть парашютом, зная, что в грядущих боях катастрофы неизбежны. В подобных случаях, если не будет никакой возможности спасти подбитую машину, придется покинуть ее, спрыгнув с парашютом.

Профессия истребителя спортивно увлекательна и виртуозна. Легкую, юркую машину пилот ставит в самые неожиданные и иногда неповторимые положения. И это понятно.

Скорость и изворотливость — это преимущество истребителя перед малоподвижным бомбардировщиком и даже более легким разведчиком.

Боевая задача всегда одна — поразить противника, самому оставаясь неуязвимым. Однако решение этой задачи целиком зависит от уменья летчика пользоваться обстановкой и нанести неожиданный, стремительный удар противнику.

В действиях против фашистских бомбардировщиков истребители испанской правительственной авиации показали блестящие тактические и маневренные возможности своих машин.