Мои пригорки, ручейки - [14]
История эта странно закончилась. Потом я как-то потеряла из виду Варвару Алексеевну. Мы встречались, но не очень часто. Я всегда была ей благодарна за то, что в своё время она сказала обо мне: «Эту девочку надо взять обязательно».
И вдруг лет двадцать назад мне стали приходить толстые пакеты на адрес театра. В них были письма со сплошными каракулями: «Мамочка наша дорогая, мамочка, мы тебя любим…» Потом снова непонятные каракули. И каких-то два мужских имени. Я думала: боже, кто это? А письма приходили раз в месяц… Я позвонила в то почтовое отделение и сказала: «Знаете, мне пишут, как мне кажется, какие-то больные люди. Кто это? Вы же должны знать?» – «Нет-нет, мы не знаем…» И потом я подумала: боже мой, может быть, это Аркаша и Алёша пишут мне эти жалостные письма?
Первый курс ГИТИСа. Ваня Тюрин и я
И я пришла в поликлинику, которая стояла рядом с домом Варвары Алексеевны на Бронной, и задала вопрос: «А есть ли кто-нибудь, кто работает очень долго в этой поликлинике?» – «Да, есть…» И подошла старушка. Я её спросила: «А вот вы помните Варвару Алексеевну?» – «Да, конечно, помню и ребят её тоже помню: Аркашу и Алёшу». – «А вы не знаете их судьбу?» – «Знаю, конечно. После смерти Варвары Алексеевны их тётка взяла. Варвара Алексеевна вообще жила в семье мужа, а тётка заботилась об этих мальчиках. Там была хорошая пятикомнатная квартира, шикарная, большая, с высокими потолками… Тётка дожила до 95 лет и потом ушла. А мальчиков отдали в дом престарелых. Один умер через месяц, а другой – через два месяца. Ну, наверное, им это помогли сделать». И я поняла, что письма мне писали какие-то совсем другие люди. А потом письма перестали приходить.
Если мальчики у нас на курсе выглядели роскошно – очень красивые, стройные – фантастические! – то девочки «подкачали». Все какие-то приземистые, маленькие, в очках. Выделялся среди всех мальчиков, конечно, Вадик Бероев. Сказочно красивый молодой человек. У него папа был осетин, а мама русская. Он не производил впечатления восточного человека. Большие светло-карие глаза, прекрасно очерченный рот, необыкновенная кожа… Конечно, все девочки на нашем курсе были в него влюблены, все без исключения. Но он, к сожалению, не обращал внимания ни на одну. К Вадику сразу приклеилось прозвище Граф. Вот он был Граф.
С ним очень дружил Толя Солодилин, маленький, хиленький – типичный русский интеллигент. У него был маленький вздёрнутый носик, большие серые глаза. Ну, Петя Трофимов. Оруженосец Толя и Граф. Они были вместе – не разлей вода и жили тоже вместе в Зачатьевском переулке. Боже упаси, никаких там мыслей! Вадик на четвёртом курсе женился на Элле Бруновской с курса старше. Это была пара потрясающей красоты.
Вообще на нашем курсе было мало романов. Только Юра Кречетов и Галя Ахрименко. А так все жили в отсутствии любви. Мы были поглощены искусством, сначала этюдами, потом отрывками. И всё это составляло счастье нашей тогдашней жизни. Мальчики не так сильно выпивали, в тот момент ещё не было этого.
Когда мы проучились год и отправлялись на каникулы, Николай Васильевич сказал: «Значит так, вы у меня все какие-то солдатки. Ребята – да, красивые, молодые, высокие, потрясающие. Одна Анжела женственная!» Анжела была москвичка, очень мягкая, красавица, конечно. «Вот вам задание: пожалуйста, найдите в себе женственность».
Николай Васильевич озадачил меня под корень. Женственность… А что это такое? – размышляла я. И долго всех спрашивала, что такое женственность? Смотрела на Анжелу: вот она женственная, а я не женственная, ничего особенного. И потом, когда я приехала в Омск, я всех замучила своим вопросом. И никто не мог мне раскрыть эту тайну. Маму я даже не спрашивала. Она бы меня не поняла, подумала бы, что я над ней смеюсь.
ГИТИС на Первомайской демонстрации
И я спросила Елену Васильевну Зайцеву, которая год назад дала мне путёвку в творческую жизнь. Она была хороша собой. Худенькая, большеглазая, с каплей пряной восточной крови. Я сказала: «Елена Васильевна, вот дали задание – быть женственной. А что такое женственность?» И когда она потупилась, порозовела и с мягкой улыбкой призналась: «Я не знаю…» – я в тот же миг я поняла: «Боже мой, так вот она, женственность, передо мной стоит!»
Елена Васильевна сыграла в моей жизни особую роль, и я навсегда сохранила чувство благодарности к ней. Мой отъезд в Москву не прервал наших отношений. На каникулах я старалась навестить Елену Васильевну. Мы переписывались. Её мнение было для меня важно.
Удивительно, но мои письма она не выбрасывала, хранила. Наверное, они тоже для неё что-то значили. Несколько лет назад Елена Васильевна передала мне эти письма.
Здравствуйте, дорогая Елена Васильевна!
Казалось бы, что я опять не сдержала своего слова, не приехав к Вам. Я не в силах приехать к Вам, потому что погрузилась с головой в экзамены и сейчас благополучно «плыву», т. е. пока не провалила.
Спасибо девочкам – тянут! Приехать к Вам – значит отстать (это ещё не беда), но и вдобавок потерять всякую сосредоточенность к этим почвоведениям, физиологиям, т. е. думать о нашем разговоре – обо всём, но только не о предметах.
