Мои московские улицы - [5]

Шрифт
Интервал

Неграмотная крестьянка, недавно попавшая в большой город, без помощи родных и знакомых, в сложные послереволюционные голодные годы сумела прекрасно справиться со своими родительскими обязанностями. Все её дети выросли здоровыми полноценными гражданами своей страны, получили образование, овладели различными специальностями, уверенно вошли в самостоятельную жизнь. Её старший сын Иван Парусов перед войной был кадровым военным, офицером. Младший Шура работал в Москве на авиационном заводе. Две дочери – Антонина и Мария – служили секретаршами в государственных учреждениях. В середине 30-х годов Иван и Шура женились, а Антонина вышла замуж.

Муж Антонины – мой отец, Малов Александр Васильевич, родился и вырос в подмосковном городе Орехово-Зуеве, в семье, которая традиционно работала на местной текстильной фабрике. О детстве и юности его мне, к сожалению, почти ничего не известно. В те годы рассказывать о прошлом было не принято. В Орехово-Зуеве у него оставались старшие брат и сестра. Связи с ними он не поддерживал. К концу жизни несколько раз порывался съездить на родину, но так и не собрался. Александр Малов в 20-е годы работал в комитетах бедноты, в основном, в Рязанской губернии. В 1926 году стал членом ВКП(б). Поступил на исторический факультет МГУ, где проучился только три года. По призыву партии оставил учебу и приступил к работе в партийных органах в сельских районах центральной России. О своей партийной работе ничего не рассказывал. Однако часто повторял, что сохранил свою жизнь в период репрессий середины 30-х годов, только потому, что под разными предлогами отказывался от повышения по службе, когда ему это предлагали. В 1941 году пошел добровольцем на фронт. По его словам, два раза ходил в штыковую атаку, но в 1944 году его отозвали из действующей армии и направили на работу в московский аппарат КГБ. Этот переход он приписывал своему умению правильно писать «бумаги» и приводил его мне в пример, когда хотел пояснить важность «бумаготворчества» в нашей жизни. Из КГБ – не знаю, каким образом – его перевели на работу в Международный отдел ЦК КПСС в 1944 или 1945 году, когда этот отдел впервые формировался в аппарате ЦК партии. Через несколько лет ему пришлось покинуть это место по причине отсутствия законченного высшего образования. После этого он проработал два года в качестве заведующего секретариатом газеты «За прочный мир, за народную демократию», печатного органа международного коммунистического движения, редакция которой в то время находилась в Бухаресте (Румыния). Возвратившись в Москву, он устроился на работу в качестве старшего научного сотрудника в Институт марксизма-ленинизма, отсутствие диплома о высшем образовании здесь роли не играло.

Мои родители после моего рождения получили государственную, – как тогда говорили, – «жилплощадь» – две комнаты в коммунальной квартире по адресу: Пушкинская улица (Большая Дмитровка), дом 22, квартира 15. Бабушкины сыновья – Иван и Шура с женами продолжали жить в квартире со своей матерью в Печатниковом переулке: каждая семья в отдельной комнате. Оставшуюся третью комнату с голландской печкой, облицованной белым кафелем, занимала бабушка вместе со своей младшей дочерью Марией. Однако бабушка только ночевала в этой комнате. Каждый день она приходила к нам на Пушкинскую, где вела домашнее хозяйство: готовила обеды, отоваривала карточки и присматривала за мной. Родители уходили на работу рано утром и возвращались поздно вечером.

Бабушка была человеком простым, малограмотным. Она не кончала никаких учебных заведений. Тем не менее, сама научилась читать и писать, по-своему здраво разбиралась в текущих событиях, происходящих в стране. Анна Васильевна обладала сильным характером и была волевой натурой, твердо знающей, что хорошо, а что плохо для её семьи без каких-либо интеллигентских колебаний и сомнений. Вероятно, это во многом объяснялось её религиозностью. Она строго соблюдала все церковные предписания и обряды, регулярно посещала церковь. Бабушка тайком от родителей не только крестила всех своих внуков, но и знакомила нас, как умела, с основами религии, важными церковными датами, постоянно приносила домой освященные просвирки и воду, обязательно пекла куличи и красила яйца на Пасху. Своим детям и внукам она все прощала, чтобы они ни натворили, но во взаимоотношениях с «чужими», к которым в ряде случаев она относила своих невесток и зятя, была строга и требовательна. Семейные разборки бабушки с женами Ивана и Шуры тянулись месяцами, если не годами. Не раз при мне она своим демонстративным поведением выказывала моему отцу свое порицание его «некачественного», с её точке зрения, отношения к выполнению своих семейных обязанностей.

Однако все перипетии сложных взаимоотношений внутри семейного клана Ивановых-Парусовых-Маловых меня тогда, естественно, мало волновали. Я их просто не понимал и не обращал на них внимание. До меня урывками доходили фрагменты критики бабушки поведения Муси – жены Ивана Парусова или Зои – жены Шуры Иванова, которыми она делилась с моей матерью по вечерам. На неизбежные в существовавших бытовых условиях «трения» между родственниками я стал обращать внимание, когда стал постарше.


Рекомендуем почитать
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Освобождение "Звезды"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о Евгении Шварце

Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».