Мои друзья - [58]
Поздней осенью, когда все яровые хлеба давно были сметаны в скирды и на гумнах с утра до позднего вечера стрекотали молотилки, Шестаков в последний раз поставил Арбата на вахту. Была холодная сырая ночь. После болезни Арбат не успел войти в тело и потому немного зябнул. Он зашел за овин, где было теплее, и присел на солому. Из темноты от деревни доносилось тявканье дворняжек. В отличие от них, Арбат не подавал голоса. Он уже многому научился за время работы сторожем и никогда не лаял зря на посту. Он умел даже ходить так осторожно, что блок, к которому был привязан, катился бесшумно.
Пока ночи были теплы и сухи, Шестаков обыкновенно спал где-нибудь около Арбата, просто на охапке соломы или сена. Осень загнала его в помещение, и Арбат, оставшись один, еще больше настораживал свои и без того чуткие уши. Поеживаясь от сырости, он внимательно слушал ночные шорохи.
Внезапно Арбат замер. Он почуял врага. Вернее — он почувствовал близость человека, Но ведь только враг будет неслышно пробираться в ночной темноте! Тело собаки напряглось и как бы окаменело, лишь чуткие ноздри вздрагивали, улавливая запахи, прилетавшие вместе с порывами ветра.
— Да, кто-то укрывался за овином, и его запах совершенно отчетливо ощущали трепещущие ноздри овчарки.
Арбат стал осторожно красться. О, он умел это делать, несмотря на свой крупный рост и тяжелую поступь. Он умел это делать так, что ни одна соломинка не зашелестит под его лапами. Он не бросался вперед необдуманно, с громким лаем, как делают все пустолайки. Они умеют только пугать, а ему нужно было задерживать!
Морда овчарки высунулась из-за угла. Темное пятно маячило у овина. Арбат сделал несколько шажков.
Внезапно вспыхнул слабый огонек спички, осветив присевшего на корточки человека. Неизвестный протянул руку и уже хотел сунуть зажженную спичку в солому, но не успел. Арбат опередил его.
Инстинктом Арбат почуял страшную опасность в слабеньком язычке пламени, трепетавшем в руках у этого человека, и больше не стал ждать. Он прыгнул без единого звука.
Безмолвное нападение его было ужасно. Арбат целил в согнутую шею неизвестного. Но в момент прыжка острая боль в ребрах пронзила тело собаки, и впервые в жизни Арбат промахнулся. Овчарка ударила поджигателя в плечо. Тот глухо охнул и ничком свалился на солому. Спичка выпала и погасла.
Все последующее происходило в полной темноте. Вероятно, поджигатель пытался сопротивляться, но это продлило ему жизнь лишь на несколько секунд.
С минуту мы молчали.
— Страшно! — наконец признался я.
— Да, страшно, конечно, — согласился Сергей Александрович и добавил: — Такие случаи, со смертельным исходом, довольно редки, и мы не должны допускать их. Задача собаки — помешать диверсии и задержать преступника, а дальше уж дело советского суда!
ДРУЗЬЯ ДОМА
Прошло немного времени, и между догом и эрдельтерьером установилась самая тесная дружба. Вначале, правда, они ссорились из-за меня. Стоило Снукки подойти ко мне приласкаться, как дог сейчас же вскакивал и поспешно бросался к нам. Сердито рыча, он носом сталкивал лапы Снукки с моих колен и клал на их место голову. Если эрдельтерьер пробовал сопротивляться, дог свирепел, бесцеремонно хватал Снукки за шиворот и, точно вещь, отбрасывал в сторону.
Но со временем Джери привык к тому, что Снукки имеет такие же права на ласку хозяина, как и он, да и сам привязался к ней. Постепенно дружба между собаками сделалась прямо-таки трогательной.
Место Джери было в прихожей у голландской печи; место Снукки — в моей комнате под письменным столом. Если догу хотелось поиграть с эрдельтерьером, он являлся в комнату и пытался осторожно подлезть под стол. Но Снукки свято оберегала неприкосновенность своего жилища. Даже от Джери! Грозным рычанием, лязганьем зубов она старалась отогнать назойливого друга, но обычно долго не выдерживала и выбиралась из-под стола.
Начиналась возня, дым шел коромыслом… Расшалившихся приятелей приходилось разгонять по своим местам.
Через минуту Джери осторожно высовывает из-за дверей кончик носа: может быть, хозяин сменил гнев на милость и разрешит поиграть? Скрепя сердце я все-таки вновь отсылал его на место. Послушание прежде всего!
Но он мог не уйти, если приказ отдан недостаточно строгим тоном. Интонация для собаки — великое дело! Приказание нужно отдавать решительным и твердым голосом, иначе не подействует.
Наконец все утихомирилось. Снукки лениво зевает под столом, время от времени чешется или принимается тереть передними лапами морду с таким ожесточением?, что трещат усы и борода.
Джери тоже успокоился. Он закатился в самый угол и лежит на спине вверх ногами. Это значит, что у него хорошее настроение.
Джери поражал своим слухом. По стуку ворот он мог отличить, кто идет: свой или чужой. Чужой — дог лежит спокойно, чуть пошевеливая ушами; свой — поспешно срывается с места, приоткрывает носом дверь и ждет, когда хлопнет наружная дверь, и затем бежит навстречу, виляя хвостом.
Утром, незадолго до моего пробуждения, Джери неслышно являлся в мою комнату. Долго настороженно стоял, прислушиваясь к моему дыханию. Стоило мне шевельнуться, как он немедленно бросался ко мне.
