Мои алмазные радости и тревоги - [35]

Время было осеннее, шёл мелкий дождь, временами с мокрым снегом. Дорога была скользкой и, естественно, опасной для движения. Но водитель лихачил и постоянно шёл на скорости 60—70 километров. В одном месте его прижал к обочине встречный бензовоз (по его словам в объяснительной записке), и он зацепил правыми колёсами бровку. Пытаясь выскочить на твердое полотно, круто повернул руль, и машина потеряла управление. После нескольких зигзагов по дороге её бросило на крупноглыбовый курумник влево и в десятке метров от полотна дороги перевернуло. Мы в будке оказались под полевым барахлом, придавленные, помимо того, камнями.

Ответственный за маршрут геолог вёз в Айхал несколько керновых ящиков с образцами горных пород. Ящики были расставлены в проходе между сиденьями, и когда машина перевернулась, они свалились как раз на меня. Голова моя оказалась между «рогами»-ручками ящиков, и это несколько ослабило удар. Хотя частично содрало «скальп», разбило ухо и повредило щеку. Другие пассажиры тоже отделались синяками и царапинами. В айхальской больнице нас подлатали и отпустили. А спасло нас только то, что аккумулятор от сильного толчка сорвало с крепления и отбросило в сторону. Поэтому машина не загорелась. Иначе быть бы нам уже на том свете. А на обочине стоял бы еще один столбик-памятничек.

ПОДВОДНИК ХЛЕБУНОВ

Одни из самых непредсказуемых на полевой работе в тайге людей — бывшие подводники. Не то чтобы нерадивые, неумелые или недисциплинированные. Работают они хорошо, многое умеют, а дисциплина у них в крови. Шесть лет службы на подлодках любого лодыря и анархиста приучат к работе и порядку. Но иногда в тайге бывшие подводники могут крепко подвести своих товарищей.

Находясь годами в замкнутом пространстве отсеков подлодки, не видящие ничего, кроме воды за бортом, они как бы дуреют, попав на природу. «Ошалевают», как говорят в Вологодской области. Их можно и понять: вместо тесных кубриков — пространство без конца и без края, море воздуха, бездонное небо над головой — всё это хоть кого из бывших подводников может свести с ума. Оговорюсь: не всех, разумеется, но вот такой пример.

В геофизической лаборатории Амакинской экспедиции одно время работал только что освободившийся из армии инженер Алексей Хлебунов. Армейскую службу он проходил на подводном флоте. Причем довольно длительное время: пять или шесть лет. Чем он занимался по службе, нам он не рассказывал, но инженерная подготовка у него была на высоте. Он знал моторы, разбирался в электротехнике и быстро освоил геофизическую аппаратуру.

Свои обязанности в полевом геофизическом отряде он выполнял умело и добросовестно. Не уклонялся и от любой хозяйственной работы, даже научился печь хороший хлеб в полевых условиях. Трудностей полевой работы он тоже не боялся. Приходилось ли топать на детализацию аномалии в дождливый день или ходить в маршруты в самое комариное время, — он не роптал и не уклонялся. Хотя с комарами и не был дружен, поскольку тайги до армии он не знал.

В 1965 году наш небольшой отряд высадился в верховьях реки Омонос, на притоке Биректе, близ природного коренного выхода кимберлитов — трубки Ленинград. Нам надлежало отобрать образцы пород из этой трубки и детализировать несколько аэромагнитных аномалий поблизости. Дело было в самом начале июня, когда тайга только что очистилась от снега и речной паводок был в самом разгаре.

На полевые работы Хлебунов попал впервые. Тайга произвела на него, по его словам, ошеломляющее впечатление. Весенняя зелень деревьев, бурная речка, чистейшие галечные косы, незакатное солнце (место это в Заполярье), обилие рыбы в воде и масса всяких пернатых в воздухе — всё это было ему в новинку, и восторженность прямо бурлила в нём.

У кого-то из знакомых еще в Нюрбе он позаимствовал ружьё. Охотником до этого он не был и с ружьем, по-видимому, имел дело впервые. Но в поле увлекся охотой не на шутку. Подстрелив несколько уток, он стал гоняться за гусями. Охота на гусей требует определённой сноровки, птица эта осторожная и подкрасться к ней на выстрел весьма сложно. Поэтому гуся он добыть не мог, хотя и очень хотел этого. Далеко отходить от лагеря я ему запретил, опасаясь, что он может заблудиться. Но однажды, вняв его настойчивой просьбе, разрешил пройтись вдоль речки до какого-то притока ниже по течению Омоноса, где он слышал, как гоготали гуси. Строго наказал не выходить за пределы долины реки. Контрольный срок возвращения назначил на вечер того же дня.

Вечером в лагерь Хлебунов не пришёл. Особой тревоги сразу это не вызвало, поскольку ночи в июне светлые и ходить по тайге ночью столь же безопасно, как и днём. Но он не появился на стоянке и утром следующего дня. Не пришёл и к обеду. Тут уже стало тревожно: ясно дело — заблудился.

Заблудиться в тех местах ничего не стоило, как и везде в равнинной местности Якутии. Если погода ненастная, то стоит отклониться от речной долины, и ты можешь мигом потерять ориентировку. В те дни, когда исчез Хлебунов, погода была пасмурная, солнце не показывалось, и шансов на то, что он может сам сориентироваться и выйти к лагерю, было немного. Компаса и топокарты он с собой не взял, определяться по деревьям в лесу — где север, где юг — не умел, словом, в лесу он мог запросто потеряться.