Моха и другие - [3]

— Фу! — Настя смешно наморщила нос. — Не хочу, конечно!

Про себя Настя представила, на что бы она садилась, будучи мухой, но не произнесла этого вслух из вежливости. Но зато у неё было встречное предложение:

— Может быть, лучше ты станешь программистом?

— Я уже довольно старый, — Моха понурил голову. — И к тому же я тупой. Я даже писать не умею. А читаю только печатными буквами.

— Вот видишь, — Настя развела руками.

Девочка и человек-муха устроились рядом на заснеженном тротуаре и замолчали. На них падали лучи садящегося солнца. Они заворожено, с какой-то грустью, наблюдали за закатом. Они сидели совершенно неподвижно и вместе с тем неслись по незримой реке времени. Наверное, им было немного печально, потому что эта река несла их к излучине, после которой они расстанутся, возможно, навсегда. Секунды вереницей уносились в безвестность. Солнце исчезло за горизонтом, ещё какое-то время оно подсвечивало облака, но потом небо совсем потемнело.

— Моха? — позвала Настя.

Человека-мухи рядом не было.

Февраль 2003 г.; 24 июня 2008 г.

Рисунок

Жила-была девочка Настя. Ей было девять лет. И как-то так получилось, что не было у неё друзей. То есть подруги, с которыми можно было бы поболтать на каком-нибудь скучном уроке, у неё были, но… Насте хотелось чего-то большего. Чего-то другого.

И вот, одним мартовским вечером Настя надела пижаму, залезла в постель, взбив повыше подушки, и пристроила на коленях блокнот. Большой блокнот, который коллеги по работе подарили её маме, а мама передарила его Насте. В руках девочки был зелёный, словно крокодил из мультфильма, фломастер. Настя нарисовала овал, вот такой:

Что это? Яйцо? И что из него, интересно, должно вылупиться? Какое страшилище? Настя задумалась. Покусав кончик фломастера, она нарисовала жирную точку, а потом ещё одну.

А дальше процесс творчества пошёл быстрее. Настя нарисовала носик, бровки (да-да, это была чья-то рожица!) и даже тело, которое было похоже на огурец и крепилось к голове двумя чёрточками.

Уши Настя рисовать не решилась — она боялась, что они у неё плохо выйдут. Поэтому, чтобы завершить лицо, ей оставалось нарисовать лишь рот. Но тут по нелепой случайности рука её дрогнула и улыбка у человечка получилась немного кривоватой.

«Ну, ты и так красивый, — успокоила себя Настя. — Вот только лысые мне не очень нравятся». Так человечек получил недлинную, но густую шевелюру.

— Наська, ты ещё не спишь? — в детскую заглянула мама Насти, Ирина; она работала журналистом.

— Сейчас, мамочка, одну минуточку, — серьёзно ответила девочка.

Затем человечек получил ручки и ножки из палочек. Глядя на его немного нескладную фигуру, казалось, что он хочет кого-то обнять.

— Ты будешь моим другом, — сказала Настя. — Тебя зовут… Иннокентий!

Девочке показалось, что брови нарисованного человечка шевельнулись. Она продолжала:

— У тебя очень приятный голос, ты хорошо поёшь и играешь на гитаре, а работаешь ты программистом и зарабатываешь кучу денег. И для этого тебе не нужно бегать по разным редакциям и сидеть целыми ночами за компьютером.

— Ты уже взрослый, но не очень старый. Тебе двадцать лет и три месяца. У тебя красивый костюм и ты ходишь всё время в галстуке. И все вокруг думают, что ты одеваешься у модельеров.

— У тебя большой красивый дом, в нём два этажа. Он построен из красного кирпича — я бы его нарисовала, но у меня не получится. Возле дома фруктовый сад, а к дому ведёт дорожка, по краям которой растут разные цветы.

— У тебя есть собака. Ты нашёл её на улице, накормил и вылечил. А жены у тебя нет.

Так Настя провела целый час. Она разговаривала с Иннокентием, иногда даже отвечала сама себе от его имени, придумывала разные вещи о нём, описывала обстановку его дома, придумывала, что любит нарисованный человечек, и он нравился ей всё больше и больше.

Часы в соседней комнате пробили одиннадцать, а может быть, и двенадцать раз. Глаза Насти начали слипаться. Она как раз начала рассказывать о том, как встретилась с Иннокентием на необитаемом острове, но, зевнув пару раз, решила, что на сегодня хватит. На прощание она ещё раз пристально осмотрела своё творение и сказала:

— Какой ты всё-таки чудесный! Мне кажется, что я тебя люблю!

После такого признания она чмокнула рисунок, потом закрыла блокнот, спрятала его под подушку, выключила свет… и, как только её голова коснулась подушки, Настя тут же заснула.

И ей приснилось, что она идёт по бескрайней снежной пустыне, всё вокруг белое, на сколько глаз хватает. Снег и лёд хрустят под ногами, изо рта идёт пар, и хотя на ней одна лишь пижама, ей почему-то не холодно.

А потом вдруг твердь земная под её ногами дрогнула, что-то повернулось, Настя испугалась, что упадёт куда-то в небо… и неожиданно увидела Иннокентия.

«Я попала в свой собственный рисунок!» — догадалась она.

— Вот именно, — сказал нарисованный человечек.

Настя подошла к нему ближе и отметила некоторые изменения, которые произошли в облике Иннокентия. Во-первых, теперь он не улыбался, лишь невесёлые и какие-то злые смешки пробегали по его губам. Во-вторых, теперь он скрестил руки на груди, словно Наполеон. В-третьих… Насте совсем не понравился его голос. И манеры тоже.