Могрость - [55]

У подножья леса встретила чародея ведьма. Бела – ни кровинушки, мхом поросла. То кликала, то шипела. Уговорами путала дорожки.

Изнемог чародей в пути, голову склонил над криницей. Нет дна у криниц Хладного леса, только гладь – хрусталь. Набросилась ведьма на странника, а он ее к воде тянет. И увидела ведьма свое отражение – мертва-мертвёхонька. Закричала дикими стаями, завизжала от ужаса, да рассыпалась прахом.

Крик ее слышало Лихо. Выползло оно из колючих дебрей, обвилось вокруг чародея туманом.

– Зачем ты губить пришел, коли сам из темницы вызволил?

Чародей ударил в Лихо рогатиной, поволок за собой к кринице. И ответил рычащему Лиху:

– Все ты выжгло властью. Одинок я стал. И не радует день. Ночь не дарит успокоения.

Ступил чародей в криницу без дна, за собой утягивая Лихо. Гладь сомкнулась хрусталем. Тишина обступила.

Притаились напасти и хвори. Солнце засияло, затянули трещины земли травы. Пепелище покрылось зеленью, Хладный лес разбудили птицы. И вошли в лес без страха люди. Отыскали криницу чародея, окутали ее волшебством сказок. Сквозь века вьется небылью Хладного леса поверье, что криничный чародей грезы слушает, правду зла на воде рисует – от Лиха людей оберегает.

* * *

Аня умылась ледяной водой в десятый раз. Она считала. Счет обуздывал панику. Но руки продолжали дрожать, а ноги слабнуть. Она вернула взгляд в зеркало, но теперь без трепета. Неподвижный взгляд обрастал решимостью, хотя она и не видела этого – скорее, чувствовала дерзость смотреть прямо. Из зеркала на нее пялилось бесполое существо. Только клок светлых волос еще напоминал, что мумифицированный уродец в отражении – она. Он кивал, когда кивала она, он скалиться, когда она пыталась улыбнуться. Он стучал зубами, вращал глазными яблоками. Чаще он морщится от рыданий, но сегодня лишь смотрел в пустоту красных склер неподвижно.

Отражения. Дина в сказках их выделяла. Мы должны замечать в себе изменения? Или мы обмануты, если одурачено зрение? Чудовище в зеркале – глумливая иллюзия. Два месяца неостановимо искажались детали: ссыхалась пятнистая кожа, темнела склера, а зубы чернели гнилью. И вот итог.

– Аня! – позвал Витя за дверью.

Она опять наклонилась, умылась: растирая щеки, пальцами ощущая упругость кожи, вызывая в заживающей ране боль. Витя вновь позвал, и Аня спрятала лицо в полотенце, ни разу не взглянув в зеркало.

Рука наощупь открыла дверь ванной.

– Нездоровится? – спросил Витя, встревоженно всматриваясь в глаза. На миг показалось, будто он видит правду, видит ее уродство. – У тебя порез кровоточит, – пояснил брат, убирая с ее щеки мокрую прядь.

Аня достала из кармана кофты салфетку, осторожно приложила к открывшейся ране.

– Ты обрабатываешь его? – спросил брат с подозрением. – Той мазью, что в рецепте?

– Да. Витя, давай о важном.

Она прошла мимо него к обеденному столу. Брат последовал по пятам охранником.

– Ты в последние дни нервная. Глаза опухшие. Кричишь во сне.

– Ты читал сообщение? – Аня устало опустилась на диван.

Витя угрюмо вернулся к поеданию завтрака: отрезал кусок яичницы, прожевал.

– Он блефует, – заявил убежденно. – Гриша и риск несовместимы.

Орудием явив из кармана телефон, Аня протянула ему горящий экран с сообщением Гриши: «Рыбки клюнули. Где назначить встречу? Сижу дома. Жду инструкций».

Витя ухмыльнулся.

– Идиот. – Покачал головой недоверчиво. – Мне он этого не писал.

– Ты ведь его забанил.

– Его нельзя втягивать. Ань, нельзя.

– Он сам втянулся. – Она опустила на стол смартфон, скомкала салфетку. – Он на каждом повороте раструбил о могрости.

– Потому что дотошный. Если упрется, не отцепишься. Клещ.

Пока Аня задумчиво листала ленту новостей, а Витя доедал завтрак, в окно веранды постучали. Аня отняла палец от экрана, угрюмо пересказывая новое сообщение:

– Это Гриша. Просит поговорить.

– Ты позвала его! – обвинил Витя, вскакивая предупредительно. – Не открывай.

Аня невозмутимо обогнула его и впустила шумного гостя. Пока Гриша стаскивал куртку, успел изложить им события последних дней в красках: получилась секретная спецоперация с компроматом на Сыча и Ярмака.

Все сели за стол. Гриша взял из корзинки духовой пирожок.

– Я разрулил, ребят! Спокойно. – Откусил пирожок, весь дергаясь на эмоциях. – Я хотел назначить встречу на шестое. Но там «Барселона – Реал Мадрид». Ух. Буду смотреть как «сливочных» размажут по газону. – Его улыбка погасла, но запал сохранился. – Короче, завтра я условился. Сделаем засаду.

Витя медленно, с расстановкой сообщил:

– Беги. Я тебя сейчас прикончу.

Гриша хохотнул, размахивая пирожком.

– Смешно, Рудень. Ха-ха. – Глаза его сверкнули. – Я вас спасу, ребят.

Аня плачевно вздохнула, Витя ладонью прикрыл лицо. Гриша всеми силами изображал спокойствие, выводя друга из себя.

– Идея гениальная. Пусть и высмеяли поначалу. Ну, ты читала, – обратился он к Ане. – Я сомневался. Всем показалось, что речь о компьютерной игре.

Витя прикрикнул на сестру:

– Не потакай ему! Не слушай – пусть выметается!

Аня устрашающе хранила самообладание.

– Куда ты его прогонишь? Куда теперь?

– Но я оказался прав! – Гриша упивался вниманием. – Признайте. Без меня вам дрожать в страхе. Признаю, и я немного струхнул, когда Сыч мне позвонил. Прям позвонил, прикиньте? – Гриша почесал ладонь, глянул за окно. – А я ему – о разъяренных псах. Он, кончено, такой: «Я ведь охотник. У нас есть лесничий. Бешенство опасно». Ага. Он потом угрожал.