Могла быть другая история - [23]

— Мы не сможем вернуться в своё время, потому что мы не родимся в изменённой истории. Мы всё сделали, как было суждено, но… В общем, произошёл сбой в причинно-следственной цепочке событий. Там, в Залядке. Я вспомнил то, что было с нами во время предыдущего попадания в прошлое. В соответствии с причинно-следственными законами, я не должен был этого помнить.

На какое-то время наступила тишина. Никто ничего не говорил. Потом Борис спросил:

— Данил, а какое значение имеет, вспомнил ты или нет? Как это может на что-то повлиять?

— Уже повлияло. Вы, дядя Боря, даже не думаете о том, что мысль, знание, память — всё это материальные процессы в мозге. Мозг, как и всё материальное, тоже взаимодействует с окружающим миром. Если меняется что-то в мозге любого из нас, то на ничтожную долю меняется его взаимодействие с остальным миром. Это приводит к незаметным: изменяется движение какого-то атома, распадается или возникает не та молекула. В общем, мелочь. Но эти изменения влекут за собой ещё целую вереницу других отклонений, те порождают всё новые и новые. Это как снежный ком. Когда проходит достаточно много времени, это начальное изменение становится не просто заметным, а может повлиять уже на крупные события.

— Но как ты определил, что твоё воспоминание приведёт к тому, что мы не родимся?

— Я об этом догадался ещё вчера. Сегодня я проверил гены вашей прабабушки и моего прадедушки. Короче, они не совпали. Наши предки теперь не являются нашими родственниками. Значит, никто из нас не родится в будущем.

— И что же будет? — спросил Борис, — Мы останемся в этом времени?.

— Нет, не останемся. Раз мы не родимся, то и попадать в это время будет некому. Значит, нас, по сути, уже нет. То, что мы ещё чувствуем, дышим, мыслим — всё это лишь остаточный эффект, квантовая флуктуация. Завтра, в одиннадцать часов, пятьдесят три минуты и семь секунд эта флуктуация пропадёт. Мы просто исчезнем.

Это был не просто шок. То, что каждый, наверное, из нас почувствовал в тот момент, не имеет названия. Овсянников не мог ошибиться. Он до этого никогда не ошибался. Значит, всё будет, как он сказал.

Мы просто стояли на одном месте. Никто ничего больше не говорил. Вы не поверите, но у меня теперь не было страха. Вместо страха была дремучая тоска. А чего бояться? Смерти? Так это не смерть. Чтобы умереть, надо сначала родиться. Мы просто не родились… то есть не родимся…

Меня будто пробудил голос Данилки:

— Хватит стоять. Нам пора возвращаться на «Прометей».

Борис, чуть слышно:

— Зачем?

— Мы должны уничтожить звездолёт.

— Зачем?

— Звездолёта в этом времени не должно быть по принципу причинности. Если он останется завтра после полудня, возникнет пространственно-временной парадокс. Я уже говорил об этом. Тогда Земля исчезнет вместе с нами из-за разрыва времени.

— Он же тоже исчезнет вместе с нами.

— Не исчезнет. Его защитит система стабилизации материи. Он просуществует не меньше ста лет. Это даже если звездолёт останется без энергии. Вы же знаете.

— Знаю… Ещё я знаю, что его невозможно уничтожить. Может, просто улететь в космос, а дальше будь что будет.

— Дядя Боря, звездолёта не должно остаться даже в космосе, даже в другой галактике.

— Но как его уничтожить? Каким оружием?

— Дядя Боря, это уже моя задача. Давайте возвращаться к звездолёту. Мы должны закончить свою миссию.

— Тебе виднее. Только у меня просьба: никому, кто там остался, не говори, что нас ждёт.

— Придётся рассказать.

— Зачем?

— Чтобы знали, почему нужно уничтожить звездолёт.

***

Обратный путь мы проделали, не поднимаясь на большую высоту. Летели на высоте около трёх километров. Наши нас не тронули. Это, наверное, из-за того, что на крыльях катера были изображены красные звёзды. А вот за линией фронта по нам открыли огонь зенитные батареи и атаковали немецкие самолёты. Выстрелами из противометеорного лазера Полшков уничтожил артиллерию и сократил численность вражеской авиации ещё на десяток, если не больше, самолётов.

***

Когда мы вернулись на «Прометей-2», шёл уже шестой час вечера. Данилка всё рассказал остальным членам экипажа. Все были в трауре, сидели понурые. Вообще не было никакого желания, что-либо делать, кроме этой бессмысленной траты времени.

Не знаю, сколько продолжалось это пустое сидение на одном месте, если бы не раздался голос «Сократа»:

— Друзья, вам пора, — «Сократ» слышал все наши разговоры и знал, что должен погибнуть вместе со звездолётом. Он навсегда прощался с нами.

— Прости нас, «Сократ», — сказал ему Данилка. — У нас нет другого выхода.

— Я знаю. Я произвёл больше трёх миллиардов расчётов с разными начальными условиями. Другого выхода нет. Прощайте, друзья.

И «Сократ» замолчал навсегда. Мы несколько раз пытались заговорить с ним, но он не отвечал. Данилка сказал:

— «Сократ» мёртв. Он сжёг все свои микрочипы. Сейчас советую всем хорошо поесть, потому что возвращаться нам больше будет некуда.

— Данил, — обратился к Овсянникову Варданян, — как ты представляешь себе уничтожение «Прометея»? Это же невозможно. Это непробиваемо.

— Дядя Серёжа, я это пробью, — сказал Данилка. — Это будет последнее, что я сделаю с помощью магии.