Могила Ленина. Последние дни советской империи - [236]

“Высокий суд! Досточтимый председатель! Партия, запрещенная здесь, — это партия, консолидировавшая общество, возглавившая его в борьбе с фашизмом, обеспечившая тем самым победу в Великой Отечественной войне и понесшая вместе с народом невосполнимые утраты… Это не значит, что в деятельности партии не было ошибок, негативных моментов. Была трагическая эпоха сталинизма в 30-е годы, было подавление диссидентов в 70-е, было и ренегатство партийной элиты в период Горбачева. Все это было. И в то же время каждый знает, что в партии всегда находились силы, восстававшие против этого зла. Партия обновлялась, очищалась, крепила свои ряды, сохраняла свои идеалы. А теперь этот процесс вновь прерван, партия запрещена на своем поворотном этапе.

Развалив партию, демократы уничтожили национальную экономику и сам Советский Союз. Они изменили социальную систему. Началось разграбление страны. Страна зашла в тупик. То, чего не смогли добиться Гитлер, мировой фашизм и капитализм, стало возможным посде запрета партии. Запрет КПСС — это еще и сигнал другим партиям: «Трепещите! Вы следующие!» И многие партии чувствуют эту опасность. А радуются этому только те, кто патологически ненавидит демократию и не приемлет социалистической идеи. Вдумчивые политики не одобряют указов президента и не поддерживают их…”

И так далее. Стыд был неведом партии до самого ее конца. Члены КПСС разглагольствовали о гражданских свободах, политическом плюрализме, исторических свидетельствах. Заявляли, что при них страна процветала, а в их отсутствие все стало рушиться. Именно такой вариант истории они собирались представить в суде.

Когда эта мудрая тактика не убедила ни суд, ни, возможно, их самих, коммунисты перешли от фальшивой патетики к угрозам. Еще один партиец Дмитрий Степанов сказал, что если суд признает указы Ельцина конституционными, то коммунисты будут готовы взять власть “теми же методами”, что и участники августовского путча.

“В чрезвычайных комитетах нет ничего экстраординарного, — сказал он. — В нашей истории они появляются постоянно”. Степанов возражал против тезиса о “так называемой” жестокости партии: например, сообщил он, количество жертв ДТП в России за пару лет превысило число жертв Сталина. И, кроме того, добавил он, партия не могла сравниться в жестокости с армией США: “Американцы выжигали во Вьетнаме целые деревни, а в Прибалтике мы просто высылали людей в Сибирь”.

Главный защитник Ельцина в Конституционном суде Сергей Шахрай тоже опирался в своем выступлении на исторические данные. Известный юрист, 36-летний Шахрай был автором почти всех ельцинских указов, выпущенных в дни осады Белого дома. C помощью двух помощников — юристов Андрея Макарова и Михаила Федотова — Шахрай выступил с обвинением КПСС, приводя в доказательство факты диктаторского произвола, лжи и насилия.

“Организация, именовавшая себя КПСС, не являлась партией ни де-факто, ни де-юре, — сказал Шахрай после одного из судебных заседаний. — Согласно всем канонам марксистско-ленинской теории государства и права, у нас было государство, называвшее себя КПСС. Существовала конкретная группа лиц, имевших дело с правительством и обладавших монополией на государственную власть: полтора миллиона членов партийной номенклатуры, несколько миллионов гражданских служащих и, наконец, специальный репрессивный аппарат. КГБ был вооруженным крылом организации, именовавшей себя КПСС, и использовался даже для физического устранения несогласных. В итоге у нас был режим, в котором основным законом государства и общества были партийные постановления”.

Среди первых вызванных Шахраем свидетелей были трое хорошо известных диссидентов и бывших политзаключенных: Лев Разгон, проведший при Сталине больше десяти лет в лагерях; Владимир Буковский, сидевший в лагере при Брежневе с 1967 года по 1976-й, когда его обменяли на чилийского коммунистического лидера Луиса Корвалана; Глеб Якунин, православный священник, которого посадили в тюрьму, а затем запретили в служении. Все трое представили личные свидетельства жестокости режима. В дополнение к этим свидетельствам гарвардский историк Ричард Пайпс, автор книг “Россия при старом режиме” и “Русская революция”, прислал в суд 18-страничную статью, в которой описал, как КПСС в первые же три месяца после Октябрьской революции захватила абсолютную власть в стране.

“С точки зрения исторической науки, — писал Пайпс, — так называемая партия большевиков была, конечно, не партией, но организацией совершенно нового типа, обладавшей некоторыми чертами политической партии. Ее структура не имела прецедента: эта организация стояла над правительством, контролировала и правительство, и вообще все, в том числе казну страны. Над ней же не существовало никакого внешнего контроля. Ни в каком смысле это не была ни «политическая партия», ни добровольческая общественная организация… Эта политическая организация абсолютно нового типа создала прецедент для фашистской партии Муссолини, национал-социалистической партии Гитлера и бесчисленных «политических партий» тоталитарного характера, которые появлялись в Европе, а затем и по всему миру и устанавливали однопартийное правление… За все годы своего существования Коммунистическая партия никогда не считала, что подчиняется закону или Конституции. Она всегда считала решающим фактором свою волю и цели. Она всегда действовала своевольно и неконституционно”.