Могила галеонов - [5]

Грэшем усмехнулся. Он никогда в жизни не обидел ни одну женщину, общаясь со многими из них ко взаимному удовольствию.

— Чего никогда не видел, о том не горюешь, — отвечал он.

— Может, и так, — сказал Манион, — только есть два или три лорда, видевшие вас в постели со своими молодыми женами.

Теперь наступил черед Джорджа.

— Известно, что ты имел отношение к Уолсингему, — сказал он. — Конечно, точно никто ничего не знает, иначе тебя убили бы в какой-нибудь темной аллее. Уолсингем стар, и дни его сочтены. Звезда его закатилась. Никто не знает, что будет, когда после его кончины обрушится вся его империя. Но для многих при дворе ты — молодой выскочка, вовлеченный во множество темных дел за последние годы. А теперь еще королева тебе благоволит. Мало ли что, по их мнению, ты мог ей нашептать! Для придворных ты превратился в головную боль. К тому же у тебя нет друзей, если не считать меня и этого верзилы. — Он указал на Маниона. — Господи, помоги нам!

— Что же ты мне советуешь? — спросил Грэшем. — Благодарю за предупреждение об опасностях, но теперь скажи, как от них избавиться.

— Во всяком случае, ты можешь сделать это дело чисто и опередишь их, — добавил Джордж весело. Одним из свойств этого человека было умение уйти от серьезного разговора, сняв напряженнее помощью, как ему казалось, веселой шутки. — Разве что тебе самому удастся найти решение, которое мне и не снилось, так что я разину рот от удивления. Знаешь, как ни странно, я умею просчитывать шансы. Большинство людей (кроме тебя) считают меня дураком, но я действительно умею это делать. А твое дело — выбрать лучший из шансов.

— Ты знаешь, что Уолсингем заставлял меня делать, ты и еще Манион. — сказал Грэшем. — Ты советуешь мне отречься от него?

— Если бы я мог знать точно! — ответил Джордж. — Считаю ли я, что это умно — посещать тайные мессы по указанию Уолсингема? Конечно, нет. Для этого у нас тут климат не тот. Особенно если учесть, что я не знаю, до какой степени твоя тяга к католицизму является игрой.

— Я же говорил тебе, — усмехнулся Грэшем. — Моя первая кормилица была католичкой. Когда я не мог сосать ее грудь, я сосал ее четки. Знаешь, это ведь накладывает отпечаток на человека.

— Я мог бы заметить тебе, — ответил Джордж, — что твое легкомыслие и болтливость раздражают людей. Но так как ты обожаешь злить людей, это только доставит тебе еще больше удовольствия. Все, о чем я говорю тебе, — будь осторожен. Слишком много влиятельных людей умолкают, как только речь заходит о тебе. А теперь пошли еще и новые разговоры. Можно тебя кое о чем спросить?

— Конечно.

— Получал ли ты какие-то деньги из Испании? По правде сказать, возникли слухи, будто ты испанский шпион. Я знаю, ты никогда не предашь Англию, но ты мог втянуться в какую-то игру просто ради риска и интереса. Ну, что скажешь?

— О чем именно? Ты ведь, кажется, задал два вопроса: не испанский ли я шпион и беру ли я деньги от испанцев.

— Перестань болтать! Я твой старый друг и заслуживаю прямого ответа.

— Ну ладно, — ответил Грэшем. — На один вопрос я отвечу «да», а на другой — «нет». А ты уж сам поработай головой и реши, какие вопросы я имею в виду.

Джордж выругался, услышав его ответ, и через минуту оба молодых человека катались по полу, как два школьника, которым вздумалось бороться.

— Ну вот что, — вмешался Манион, привыкший к тому, что разговоры двоих друзей иногда заканчивались драками, — я всего лишь простолюдин. Но я твердо знаю, хозяин, — если ваша голова попадет на плаху, то и моя последует за ней. И я сам хотел бы, чтобы вы послали подальше милорда Уолсингема, мастера темных дел. Тогда и мне будет спокойнее.

На сей раз схватка двух друзей кончилась победой Грэшема, положившего Джорджа на лопатки.

Они добрались на лодке до Уайт-холла. Пристань была ярко освещена факелами. Их отражения создавали причудливые фигуры в темной воде Темзы.

— Умно ли это? — спросил Грэшем, перед тем как выйти из лодки на берег.

— То, что ты сюда явился? — осведомился Джордж.

— Нет, олух несчастный! Я имею в виду все происходящее.

— Ты хочешь сказать, умно ли, что ее величество королева Елизавета устраивает большой прием в честь заурядного дворянина из Нидерландов, именующего себя послом, хотя у него даже нет денег, чтобы не выглядеть голодранцем? Может быть, и не очень. Ясно же — мы просто поддерживаем мятежников в стране, которую Филипп Испанский считает своей, ведь он, судя по всему, хочет напасть на Англию и покончить с протестантской ересью раз и навсегда… Нет, должно быть, мудрости тут нет никакой. Но во всяком случае, для этого нужно иметь мужество.

Уже много лет продолжалось восстание протестантских Нидерландов против католической Испании, считавшей эту страну своей провинцией. Английские деньги и английские войска (хотя и того и другого было не слишком много) помешали испанцам одержать полную победу над Нидерландами. И все же испанская армия, самая могущественная в Европе, стояла в Нидерландах под командованием герцога Пармского, слывшего непобедимым; и многие полагали, что король Филипп II пошлет ее в Испанию, когда его терпение лопнет. И вот сейчас Елизавета устраивала официальный прием в честь посла протестантских Нидерландов, хотя это было все равно что дразнить быка, от которого нечем защититься. Что же совершала в этом случае королева: вела хитрую игру или просто делала глупость?